Бог и человек - путь навстречу - [14]

Таким же минимальным, а может быть, и единственным, условием существования в другом мире является способность любить, которая или есть, или нет. Поэтому вряд ли можно надеяться, что какие-то другие способности смогут в этом случае помочь. Да и есть ли возможность существования в душе каких-то других способностей, кроме способности любить.

В том числе не приходится надеяться и на разум, которым человек так привык гордиться и который, казалось бы, должен "роднить" его с "высшим разумом". Но вот не видно этого родства между Христом (и, в какой-то степени, представляемым Им миром) и людьми, которым Он явился. Не видно вообще возможности такого родства, да и самого "высшего разума" - тоже. Откуда только возникла такая распространенная идея о Боге как о "высшем разуме"? Среди многочисленных и замечательных свойств Христа (и Его мира) нет ничего похожего на разум, который, видимо, полностью является достоянием только человека как некая неполноценная компенсация за отсутствие гораздо более ценных качеств.

Приписывание же этого чисто человеческого качества Богу, пусть даже в высшей степени, - совсем не комплимент Ему. Хотя само стремление найти как бы общий язык, общую точку соприкосновения и момент родства с Богом в этой области, в разуме, вполне понятно - так легче, гораздо легче, чем искать настоящий путь к Нему.

Действительно, любые усилия в области разума всегда более просты, понятны и, так сказать, "человечны", то есть вполне в духе земной реальности, чем самые незначительные усилия в области души - те усилия, которыми "всякий входит в Царствие Небесное". Вся область души и тем более столь высокое требование к ней: состоять в какой-то степени из любви - это такая экзотика, которая своей труднодоступностью не перестает каждый раз подтверждать свое происхождение "не от мира сего".

x x x

Малоосновательной представляется даже и та последняя, наверное, надежда, которая, казалось бы, всегда может быть у человека - надежда на милость Бога к нему в любом случае, независимо ни от чего. Безграничная любовь Бога к человеку означает и столь же безграничную и безусловную милость к нему. Но в то же время Его весьма высокая требовательность (может быть, столь же бесконечная, как и любовь) к человеку, как ни странно, ограничивает даже и Его бесконечную милость. Слишком уж определенное и четкое это требование (или другим словом - закон), данное человеку в качестве единственного задания на всю его земную жизнь.

Для того, чтобы он мог существовать в Боге и в Его мире, чт*, может быть, одно и то же, он должен быть сам "физически" (как сказали бы в условиях земной реальности) быть способен там существовать. То есть должен быть не чужд, не чужероден, а однороден в какой-то мере Богу и тоже, как и Он, состоять хоть в какой-то степени из любви.

Может быть, то, что называется загадочным словом "рай", и означает эту возможность существовать в какой-то мере в Боге и Его мире - наверное, в той же мере, в какой человек, вернее, его душа состоит из любви в итоге ее земной жизни. В той же мере эта душа будет способна и воспринять любовь Бога к ней. Впрочем, это, наверное, одно и то же: способность воспринимать любовь Бога и способность существовать в Его мире. Слишком все определенно и четко, нет места какой-либо субъективности, которое могла бы занять милость.

Действительно, сколько бы ни было любви Бога к душе человека и каким бы "раем" она ни была окружена, но если она "физически" не способна все это воспринять - что ей может помочь? Для нее наоборот это будет как бы чужеродная, невыносимая среда, в которой ей невозможно существовать, как, например, для земного человека - в безвоздушном пространстве.

Но если в земном мире можно умереть, и на этом все закончится, то вечный мир даже такого избавления не предполагает. Не эта ли действительно бесконечно (буквально - бесконечно) трагическая ситуация обозначена другим загадочным словом "ад"?

Если ни "рай", ни "ад" вовсе не обеспечиваются какими-то внешними усилиями для ублажения или истязания человека, а только в нем содержатся, то есть каждый сам в себе воспитывает, выращивает свой будущий рай или ад, то надежда на милость свыше кажется в этом случае весьма иллюзорной. Она имеет основание, скорее всего, только для времени земной жизни. Если бы милость Бога не ограничивалась ее пределами, если бы все было так фантастически легко и просто, то зачем надо было бы ценой таких усилий, в том числе и Его же собственных усилий, заставлять человека думать о спасении своей души в течение его земной жизни, потому что потом будет поздно.

Существование (и явление столь наглядное) одновременно бесконечной милости Бога и Его бесконечной требовательности, которая каким-то образом ее ограничивает - вещь труднопостижимая, несмотря даже и на эту наглядность. Наверное, в этом есть так же момент чуда и тайны для человека, как и в других свойствах Христа и Его мира.

Каким-то образом вся та бесконечная требовательность, о которой здесь говорилось, принадлежит тому же Существу, чье явление для земного человека производит впечатление только радости, только счастья. Есть, правда, более простое объяснение того же самого: Сам Он не обещает никого ни карать, ни миловать, но это будет делать закон, оставленный Им на земле. "Я пришел не судить мир, но спасти мир. Слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день." (Иоан.12:47,48).