Бог и человек по богословию В. Н. Лосского - [28]
§ 3. ИСКУПИТЕЛЬНЫЙ ПОДВИГ ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ.
«Смерть Христа на кресте — это суд над судом».
Св. Максим Исповедник.[225]
Эпоха Вселенских соборов оставила нам ряд основных формул и символов, изъясняющих основы христианской веры в части учения о троичности Божества, о соотношении Божественной и человеческой природ в едином Христе, о почитании Богоматери, о почитании икон. Все они, отражая исконную веру Церкви, выкристаллизировалиа› в борьбе с еретическими учениями. Отцы Церкви того времени много писали и о сущности искупления, однако, какой‑либо конкретной формулы или символа создано не было, только в Никео–Цареградском символе записано кратко и четко: «Веруем во Единого Господа Иисуса Христа Сына Божиего нас ради человек и нашего ради спасения сшедшего с небес…распятого за нас…». В последующий период раскрытие догмата скупления пошло по двум направлениям: на Востоке преобладала нравственно–аскетическая интерпретация, на Западе — юридическая. Это юридическое понимание искупления в католическом схоластическом богословии провело резкие границы между любовью и правдой Божией. Реформация углубила схоластическое учение о бесконечности греха и вины человека.
Ввиду того, что русская богословская наука в послепетровскую эпоху много заимствовала у Запада, неудивительно, что юридическое понимание сущности искупления нашло свое отражение в курсах догматического богословия, по которым шло преподавание в духовных школах. В учебниках митрополита Макария, епископа Сильвестра и прот. Малиновского мы находим юридическую концепцию искупления, причем, она характеризуется «как не заключающая в себе ничего не согласного с учением Древней Церкви».[226]
Известно, что эта проблема представляет значительные трудности, составляя часть тайны, «сокрытой в Боге прежде всех веков» /Кол. 1, 26/.
Присущая восточному богословию апофатическая характерность находит свое выражение во множестве образов, предлагаемых греческими отцами нашему уму, чтобы возвести его к созерцанию дела, совершенного Христом и непостижимого для ангелов, — по выражению ап. Павла /Рим. 2, 33/. Это дело называют, чаще всего, искуплением, что предполагает понятие уплаты долга, выкупа пленных — образ, заимствованный /опять же/ из юридической практики. Этот образ, воспроизведенный всеми отцами, так же, как и другой образ юридического порядка — образ «Посредника», примиряющего людей с Богом через крест, на котором Он упразднил вражду, дан апостолом Павлом: «Един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех» /Тим. 2,5–6/. Другие образы скорее характерно воинственны: борьба, победа, уничтожение силы противника; иногда, эти образы физического порядка: это — огонь, уничтожающий скверну естества, нетление, упраздняющее разрушение, врач, исцеляющий немощную природу, и т. д.. Однако, если мы захотим какому‑либо из этих образов придать значение, адекватное тайне нашего спасения, — мы рискуем дать определение чисто человеческими и неподходящими понятиями.
Св. Григорий Богослов применяет к богословию искупления метод апофатический. Отбрасывая, причем не без некоторой иронии, один за другим, непригодгые образы, которыми обычно пытаются выразить дело нашего спасения, совершенного Христом, он приходит к неисследи- мой тайне победы над смертью: «Остается исследовать вопрос и догмат, оставляемые без внимания многими, но, для меня весьма требующий исследования. Кому и для чего пролита сия излиянная за нас кровь — кровь великая и преславная Бога и Архиерея, и Жертвы? Мы были во власти лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе повреждение. А, если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена? Если лукавому, то, как это оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но Самого Бога, за свое мучительство берет такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас! А, если Отцу: то, во–первых, каким образом? Не у Него мы были в плену. А, во–вторых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но, заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы дав овна? Или, из сего видно, что приемлет Отец не потому, что требовал или имел нужду, но по домостроительству, и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам иаб*- вил нас, преодолев мучителя силою, и возвел нас к Себе через Сына, посредствующего и все устрояющего в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим? Таковы дела Христовы, а большее да почтено будет молчанием».[227]
Владимир Лосский видит в акте Искупления самое средоточие домостроительства Сына, сочетая искупительный подвиг с Божественнлм замыслом в его целом. Лосский говорит, что этот Божественный замысел никогда не изменялся; целью его всегда оставалось совершенно свободное соединение с Богом личностных существ — людей и ангелов, ставших во всей полноте ипостасями космоса земного и космоса небесного. Божественная любовь хочет всегда одного свершения: обожения людей и, через них, — всей вселенной. Но, после падения человека в исполнение Божественного замысла вносятся необходимые изменения -изменения не самой цели, а образа Божественного действия, Божественной «педагогики». Грех разрушил первоначальный план — прямое и непосредственное восхождение человека к Богу. В космосе открылся катастрофический разлом; надо уврачевать эту рану и «возглавить» потерпевшую катастрофу историю человека, чтобы начать ее заново, — таковы цели Искупления.
