Боевые маршруты - [13]

Однако, несмотря на многочисленные трудности, обучение китайцев управлению самолетом пусть очень медленно, но все-таки продвигалось вперед. Настал наконец день, когда их допустили к рулежке самолета. С каким же упоением и восторгом они это делали! Прокатившись на винтокрылой машине, курсанты собирались в кружок и начинали что-то громко обсуждать, энергично размахивая руками.

Мы поражались прилежности своих учеников. Они могли часами сидеть на земле, не шелохнувшись, когда им о чем-то рассказывали, часто забывали про обед и отдых. Особенно нравились им практические занятия на самолете. К машине они относились, как к живому существу, буквально боготворили ее.

В числе китайцев, готовившихся стать летчиками, был невысокого роста паренек. Звали его Ван Мин. Он так привязался к нам, инструкторам, что не отходил ни на шаг, выпытывая все о самолете. А это что? А это как называется? Впоследствии он стал нашим неплохим помощником. Обладая цепкой памятью, Ван Мин быстро усвоил наиболее употребительные слова авиационного лексикона и с гордостью употреблял их где надо и но надо.

После занятий он обычно собирал свою группу и начинал повторный курс учебы уже на своем, родном языке. Но такие слова, как "винт", "шасси", "кабина", "фюзеляж", "крылья", произносил непременно по-русски.

- Ты по-своему, по-своему объясняй, - убеждали мы старательного ученика и помощника, но он лишь отрицательно крутил головой:

- Русики ка-ра-шо! Шанго ка-ра-шо!

Между китайцами и нами установилась искренняя дружба. Они сразу поняли, что советские люди оказывают их родине бескорыстную помощь. Их подкупали наша гуманность и чистосердечное отношение.

В китайской армии того времени существовала жестокая палочная дисциплина. Солдата за человека не считали. Выходец из крестьян, он и в военной форме оставался "рабочей скотинкой", бесправным существом. Офицеры, рекрутируемые из привилегированной знати, свысока относились к черни. Для них ничего не составляло до крови избить солдата или посадить его в яму, а потом морить жарою, холодом и жаждой.

Однажды на наших глазах офицер избил будущего летчика только за то, что тот уронил котелок и якобы наделал шума. Солдат стоял как вкопанный, не уклоняясь от ударов, а когда экзекуция кончилась, еще и поклонился офицеру "за науку".

Нам очень хотелось заступиться за невинного человека, но, как говорится, со своими порядками в чужой дом не ходят. Может быть, это обстоятельство и вынуждало нас с еще большим уважением относиться к простым людям, и они нам платили верной любовью. Бывало, притащат в корзине яблок и от всей души угощают:

- На, ку-шай. Карашо ку-шай.

Мы старались не принимать подарков, но китайцы обижались: ведь они предлагали их нам от чистого сердца.

Занимаясь подготовкой местных авиационных кадров, мы по просьбе правительства провинции совершали и далеко не учебные полеты, нередко связанные с большим риском. Однажды мы со штурманом Тимофеем Мизер-ским отправились по неотложному делу в южную часть провинции Синьцзянь. Погода стояла скверная. Встретившиеся на маршруте горы оказались закрытыми туманом. Возвращаться назад тоже уже поздно - горючего не хватит. Вот и решай, как тут быть.

Стали искать обходные пути. Шесть часов проболтались в воздухе, пока не заметили на вершине горы сравнительно ровную площадку. Надо немедленно приземляться, пока ее снова не закрыл туман. Знал, что иду на риск, но ничего другого не оставалось: парашютов тогда еще не было.

Сбавил обороты моторов, уменьшил скорость, рассчитываю, как бы поточнее "притереть" самолет к земле. Слева возвышается скала, справа виднеется пропасть. И все-таки приземлился. Если бы мне сейчас рассказали что-либо подобное - не поверил бы.

Оказались мы на высоте около двух тысяч метров, сошли с Мизерским на землю и обнялись от радости: живы остались.

Отправляю штурмана вниз, в долину. Там, километрах в семи, должен находиться наш аэродром. Надо же дать знать о себе, да и о горючем побеспокоиться. Сам же остался у самолета. Вскоре опустилась ночь. В ущельях зашумел ветер. "Вот хорошо, - подумал я. - К утру туман разгонит". Но вместе с ветром и мороз крепчал, Залез я в кабину, а согреться не могу. И есть хочется, и холод донимает. Так и просидел до рассвета, ни на минуту не сомкнув глаз.

Утром вижу: в мою сторону конники мчатся. Свои? Чужие? Прильнул к пулемету. Но опасения оказались напрасными. На помощь спешили местные жители, а с ними Мизерский и техник Кузьмин. Две лошаденки тащили на спинах связанные веревками канистры с бензином.

Когда самолет заправили, китайцы помогли развернуть его носом в обратную сторону. Потом пошел осматривать площадку. Она круто обрывалась, но была достаточной для разбега машины. Попрощались мы с китайцами, отблагодарили за помощь, начали разбег.

Но оказалось, я просчитался. Дистанции для разбега не хватило, и самолет над обрывом провалился. Однако нужная скорость была достигнута, машина на время как бы зависла над пропастью, потом постепенно начала набирать скорость и высоту. Все. Опасность миновала. Погода в тот день стояла ясная, и мы благополучно добрались до Урумчи.