Боевой выход - [15]

– Чи, – окликнул Ефимов впереди идущего.

Тот обернулся. Движение пальцами, взмах руки, и спецназовцы из головной тройки, прикрываемые остальными бойцами группы, сбежав по кабаньей тропе под обрыв, стремительным броском преодолели открытое пространство и исчезли за низкими кронами плодовых деревьев.

– Чи, «следующие», – показал группник, и сам первым скатился вниз.

Следом, громко топая, устремился Калинин, его тройка и спешившие не отстать от командира радисты.

– Прищепа, – уже скинув рюкзак, но еще не отдышавшись, прапорщик подошел к распластавшемуся на земле старшему головного дозора, – со своими бойцами занимаешь позицию вон там, – Сергей показал рукой за спину.

Он собирался организовать здесь почти классическую засаду, рассадив группу вдоль речного берега, и рисковать, оставляя в тылу неукомплектованную тройку старшего сержанта Шадрина, желания не имел.

– Давай, Санек, хватай рюкзак и дуй в тыл, в темпе! – Сергей снова окликнул повернувшего голову, но не спешившего выполнять команду спецназовца.

Тот, сперва не совсем осознав замысел командира, замешкался, потом до него дошло, и он понимающе кивнул.

– А этих ко мне, – Ефимов покосился на только что перебежавших поляну, но уже начавших выбирать позицию Тушина и Гаврилюка.

– За мной! – вместо ответа скомандовал своей тройке Прищепа и, низко пригибаясь, едва ли не на коленях проходя под ветвями странного, чем-то похожего на яблоню, дерева (с мелкими «яблочками» и с все еще изредка попадающимися большими «яблочными» цветами), направился к тыловому дозору.

Если не считать перестановку тылового и головного дозоров, то группа села на засаду в точности как в теории, так, как это определялось бесконечными тренировками, разве что наблюдатели не выдвигались да и группа не делилась на специально назначаемые в таких случаях подгруппы. Разведчики оставались в своих тройках: в центре – командир вместе с тыловым дозором и отошедшими чуть в глубину позиции радистами, справа – первая тройка ядра – сержант Калинин с пулеметом, рядовой Вячин с «АК -74М» и «Валом» и рядовой Баранов с «АКМС»; слева – снайпер Кудинов, Чаврин с «ПКМом» и разведчик-автоматчик Батура.

Вообще, как считал Ефимов, у тройки Кудинова оказалась самая выгодная позиция, но не в том смысле, что с нее было легче воевать – уничтожать или отбиваться от врага, а в том, что она была единственная, с которой полностью просматривалась та самая небольшая полянка, которой заканчивался пологий спуск того берега, а значит, им и представлялась возможность первыми увидеть двигающегося к броду противника.

В целом же Сергей, рассадив бойцов вдоль обрыва, рассчитывал дождаться, когда «чехи» (буде они вообще появятся в этом месте) начнут переходить через реку.

– Пока первый из идущих не достигнет этого берега, – поочередно инструктировал он старших троек, – огня не открывать. Увидели, по возможности доложили. – Сергей предполагал, что такой возможности может и не быть. – Затем подрыв мины и только потом открытие огня. – Все понятно? – закончив говорить, в обязательном порядке спрашивал он, и все три раза получил в ответ утвердительное «так точно».

Все прекрасно понимали, что так правильнее всего, иначе и не должно быть.

Рядовой Кудинов, оставив на «фишке» лениво позевывающего Чаврина, забился в тень свисающих до самой земли ветвей яблони и стащил с лица порядком надоевшую за день камуфлированную маску. Возможно, в переплетении ветвей росшего на краю расселины шиповника черты его лица оставались совершенно невидимыми, но Аркадий предпочитал не рисковать. Сейчас, когда лучи вечернего, опускающегося к горизонту солнца, заглянув под ветви, стали бить прямо в лицо, сидеть под накинутым на него «покрывалом» стало совершенно невыносимо. Пот лез в глаза, пропитывал маску и противно стекал по коже. Все время хотелось почесать упирающийся в материал маски нос, мокрые щеки, колкий от проступившей щетины подбородок.

Сняв маску, снайпер, аккуратно свернув, положил ее в карман маскхалата и, достав оттуда же небольшое круглое зеркальце, принялся за разрисовывание собственной физиономии.

Кудинов не сильно преуспевал, да и не очень старался в попытках сделать «светлое – темным», «темное – светлым». В переплетении ветвей, в игре света и тени лицо сидящего в них наблюдателя и без того сливалось с окружающими предметами, поэтому, слегка мазнув по правой щеке темно-зеленой краской, на левой он одним небрежным движением оставил широкую, извилистую, идущую чуть наискось темно-серую полосу. Поставив такое же темное пятно на кончике носа, Аркадий провел зеленую прерывистую линию через всю оставшуюся не выкрашенной часть носа и лоб. Затем, смешав краски до полутонов, провел несколько неровных вертикальных линий над бровями. Впрочем, этого он мог бы и не делать – его уже прорезанный первыми ранними морщинами лоб надежно маскировали свешивающиеся вниз нити покрывающего голову балахона. Ткнув несколько раз в подбородок, Кудинов, как последний штрих, не осветлил, а, наоборот, затемнил глазную впадину правого глаза и, оставив вокруг левого все как есть, несколько раз придирчиво оглядел себя в зеркало.