Боевой вестник - [68]

— Все так, Леон, но они должны пройти обучение, прежде чем возлечь с правителем.

— Любопытно. И что же это за обучение?

— Видите ли, господин, мужчины воюют, строят, мастерят, изобретают… Женщинам же должно украшать их жизнь. Иначе к чему им воевать, строить, изобретать и мастерить? Одни женщины постоянно что-то требуют. Кричат на своих мужчин. Упрекают их. Но… Если они умеют быть женщиной, им ничего не придется просить у своих мужчин. Те сами готовы будут дать им все, что угодно, лишь бы удержать такую женщину.

— Надобно ли правителю удерживать наложницу? Она и так в его власти.

— Верно, господин. Но это не значит, что она не должна уметь быть женщиной. — Шатиса поставила лампу на большую тумбу, украшенную малахитом и полупрозрачными синими камнями. — Ее походка может быть как у коровы, движения как у слона, взгляд ослиный, а голос жабий. А может быть иначе.

Она вдруг с легкостью сделала оборот, грациозно разведя руками, отчего подол одеяния изящно взметнулся. Веер волос также очертил круг и вернулся на место, слегка покачиваясь за спиной. Она взглянула на Леона глазами робкой хищницы.

— Может быть совсем иначе, — томно произнесла она, движениями рук подражая танцу кобры. — Ее походка может быть как у лани, движения — как чарующий танец змеи. Взгляд ее может манить, обещая неземное наслаждение и заставляя забыть обо всем. А голос может затмить даже пение сирен.

Леон с изумлением глядел на преображение рабыни, превратившейся вдруг в саму богиню Мию, в чьей власти страсть и обольщение.

— Она может предугадывать его желания, — продолжала Шатиса. — Предвосхищать каждый шаг. Читать его по глазам. По изгибу рта. По дыханию. Принимать его таким, каков он есть, и любить то, что она ему дает. Искать удовольствие в его удовольствии, а не думать только о своем. Ведь когда удовольствие обоюдное, оно становится сильнее во сто крат. А что может быть лучше удовольствия? Только стократное удовольствие…

Принц даже не заметил, как она приблизилась к нему почти вплотную, и теперь ее ладони почти касались его груди.

— Она будет уметь прикасаться к нему, не прикасаясь, от чего он будет счастлив. Она должна уметь подпевать его желанию своим и покорять так, как не способно целое воинство. Она увидит его уставшим и окружит такой нежностью и лаской, что после этого мужчина почувствует себя способным свернуть горы. Он будет полон сил, а она доведет его до такого изнеможения, что у него будет работать всего один мускул. Он стойкий и непоколебимый воин, а она будет знать такие сокровенные места его тела, через которые при помощи одного только языка способна будет вызвать из его суровых глаз потоки слез блаженства.

— Да чтоб мне… тринадцатого встретить… — тяжело дыша, пробормотал Леон. — И этому… их учат?..

Руки рабыни обвились вокруг шеи принца. Одна ладонь зарывалась пальцами в его волосы, а губы Шатисы обдавали дыханием левое ухо.

— Этому и я обучена, — шепнула она.

Он стянул бретели с ее плеч, и платье упало к ногам девушки. Совсем не смущаясь своей наготы, она осторожно сделала несколько шагов назад, чтобы он мог ее разглядеть.

— Вам нравится то, что вы видите, мой господин? — улыбнулась она, разводя руки.

— О да, черт возьми… Сними этот рабский ярлык немедленно.

Она повиновалась, и даже в этом простом движении было нечто манящее.

Табличка звякнула о пол. Принц приблизился к рабыне, будто предвкушающий победу завоеватель, и жадно схватил ее. Шатиса вскрикнула, со вздохом вновь обвивая руками его шею.

— Ты сейчас будешь выкрикивать мое имя так, чтоб его слышно было за морем в Артогно. Пусть король Хлодвиг знает, что он очень ошибся, думая, будто этой ссылкой оградил меня от беспутства, — рычал Леон, тяжело дыша.

Он поднял ее, поднес к большой и мягкой постели и опустил на перину. Затем принялся торопливо избавляться от одеяния, не сводя глаз с ее обнаженного тела. Он раздевался не с таким изяществом, да это и ни к чему, он ведь не женщина. Он мужчина. И сейчас ей это докажет. Может, даже не один раз. Похоже, два года в Тассирии он не будет так тосковать по дому, как думал совсем недавно.

ГЛАВА 11 Тайная грамота, упрямый лорд и тревожная весть

На алом закате все предметы отбрасывали длинные тени. Шаги Вэйлорда отдавались звонким эхом под сумрачным потолком, затем эхо вылетало между колонн на улицу. Он повернул направо и, перепрыгивая через три ступени, поднялся к королевским апартаментам.

Хлодвиг сидел в комнате по соседству со спальней: иногда он работал по ночам и не хотел мешать спать Анриетте. На большом столе была развернута карта, одна сторона которой была прижата чернильницей, другая каким-то томиком. В перемазанных чернилами пальцах король сжимал гусиное перо; глядя то на карту, то в раскрытую книгу, он делал пометки на листе пергамента. Дверь открылась, свечные огоньки затрепетали. Хлодвиг бросил мимолетный взгляд в сторону двери и вернулся к своему занятию.

— Чего не стучишься, волчья душа? — проворчал он. — Вдруг я голый?

— Я бы тогда от ужаса выбросился из окна.

— Тут окно маленькое и с решеткой. Не пролез бы.

— Я стал бы рубить себя на куски и выбросился бы по частям.