Боевой конь - [7]

– Значит, ничего нельзя сделать? – спросил Альберт. – Совсем ничего?

– Нет, – сказал капитан. – Джоуи теперь принадлежит армии, а вас мы взять не можем. Не переживайте, с ним всё будет в порядке. Я лично буду заботиться о нём. Обещаю.

Альберт потёр мой нос и погладил уши. Попытался выдавить улыбку, но у него не получилось.

– Я отыщу тебя, малыш, – прошептал он. – Где бы ты ни был, я отыщу тебя, Джоуи. Позаботьтесь о нём, сэр. Берегите его, и я непременно за ним вернусь. Во всём мире нет такого коня, и вы скоро сами в этом убедитесь. Только обещайте присматривать за ним.

– Обещаю, – сказал капитан Николс. – Сделаю всё, что смогу.

Альберт развернулся и пошёл сквозь толпу. Вскоре я потерял его из виду.

ГЛАВА 5

Прежде чем отправиться на войну, мне предстояло пройти тренировку, чтобы за несколько недель превратиться из деревенской рабочей лошадки в настоящего кавалерийского коня. Обучение давалось мне нелегко. Меня убивала строгая дисциплина в манеже и длинные маневры под палящим солнцем во время полевой подготовки. Раньше, с Альбертом, я только радовался долгим прогулкам по тенистым дорожкам и бескрайним полям. Я не замечал ни жары, ни назойливых мух. И мне нравилось пахать и боронить бок о бок с Зоуи, но, как оказалось, только потому, что мы все любили друг друга. Теперь же не было ни любви, ни доверия, только бесконечные утомительные тренировки. Привычное мягкое грызло сменил неудобный железный трензель, который растирал уголки рта и доводил меня до белого каления.

Но всё это было бы не так мучительно, если бы не мой наездник. Капрал Сэмюэль Перкинс, бывший жокей, непреклонный и неутомимый, судя по всему, находил особое удовольствие в том, чтобы лошадь подчинялась его силе. Его боялись и солдаты и кони – все без исключения. Даже офицеры относились к нему настороженно. Казалось, он знает о лошадях абсолютно всё и со своим многолетним опытом мог заткнуть за пояс любого. Правил он жёстко и беспощадно. У него кнут и шпоры служили вовсе не для украшения.

Он никогда меня не бил и никогда не выходил из себя. Когда он меня чистил, я даже чувствовал, что он ко мне неплохо относится. И я его уважал, но только это было уважение, основанное не на любви, а на страхе. Несколько раз от отчаяния и безысходности меня охватывала такая ярость, что я пытался сбросить его, но всегда безуспешно. Его колени сдавливали мои бока, как стальные клещи, и мне ни разу не удалось застать его врасплох.

Единственным, кто меня поддерживал в те недели тренировок, был капитан Николс. Каждый вечер он приходил на конюшню и подолгу беседовал со мной – так же, как когда-то Альберт. Он садился на перевёрнутое ведро в углу, раскладывал на коленях альбом, рисовал и разговаривал.

– Ну вот, я сделал достаточно набросков, – сказал он однажды. – Закончу этот и напишу тебя маслом. Я, конечно, не Джордж Стаббс, но зато у меня необыкновенный натурщик. У него-то такого не было! Картину я во Францию не потащу – какой смысл? Лучше отправлю её твоему другу – Альберту. Пусть он увидит, что я сдержал обещание и забочусь о тебе.

Он говорил, а сам продолжал рисовать, то и дело поглядывая на меня. Мне так хотелось сказать ему, что я мечтаю, чтобы он меня тренировал, пожаловаться, как у меня болят бока и ноги.

– Честно говоря, Джоуи, я очень надеюсь, что всё кончится раньше, чем он подрастёт. Потому что война эта будет мерзкой – попомни мои слова! В офицерском клубе только и говорят о том, как в два счёта разделаются с немцами, как ещё до Рождества сокрушительный удар нашей кавалерии отбросит их до самого Берлина. Только мы с Джейми сомневаемся. Вот так-то, Джоуи. Очень сомневаемся. Такое чувство, будто никто из них не видел пулемёта или пушки. Поверь мне, Джоуи, один пулемёт с удачной позиции может выкосить целый эскадрон лучшей конницы в мире – хоть немецкой, хоть английской. Вот как было с лёгкой кавалерийской бригадой в Балаклаве, когда они рванули мимо русской артиллерии. Неужели никто об этом не помнит? И французы узнали, что значат винтовки во время Франко-прусской войны. Но попробуй им об этом скажи! Только заикнись, и тебя назовут пораженцем или ещё похуже. Иногда мне кажется, что некоторые из моих друзей хотят, чтобы мы победили исключительно в том случае, если это сделает кавалерия.

Он встал, сунул альбом под мышку, подошёл ко мне и пощекотал за ухом.

– Что, нравится, да, дружок? Эх ты, с виду такой ретивый, а на самом деле ласковый и ранимый. Знаешь, у нас с тобой много общего. Во-первых, нам тут не нравится. Во-вторых, ни ты, ни я никогда не видели настоящего боя, так ведь? Ни разу не слышали настоящей стрельбы. Только бы не струсить, когда дойдёт до дела – вот что меня беспокоит, Джоуи. И знаешь, я даже Джейми этого не говорил, но я смертельно боюсь. Очень надеюсь, что твоего мужества хватит на двоих.

Во дворе хлопнула дверь, и я услышал знакомую поступь – чёткий стук сапог по брусчатке. Капрал Сэмюэль Перкинс осматривал конюшни: проверил всех и наконец добрался до меня.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он, ловко отдавая честь. – Всё рисуете?

– Стараюсь, капрал, – ответил капитан Николс. – Пытаюсь отдать ему должное. Это же лучший конь в эскадроне. Как по-вашему? Никогда не видел такого ладного коня.