Боевой гимн матери-тигрицы - [29]
Примерно в то же время у меня состоялся очень важный разговор с моим замечательным другом и коллегой Питером, который говорит на шести языках, а читает на одиннадцати, включая санскрит и древнегреческий. Одарённый пианист, подростком дебютировавший в Нью-Йорке, Питер присутствовал на одном из концертов Софии в Neighborhood Music School.
Позже он сказал мне, что игра Софии действительно экстраординарна. Затем он добавил: “Не хочу вмешиваться, но вы не думали о Йельской музыкальной школе? Возможно, Софии стоит пройти прослушивание на фортепианный факультет”.
— Думаешь, сменить учителя? — мой мозг лихорадочно работал. Neighborhood Music School была одним из моих любимых мест почти целое десятилетие.
— Да, — ответил Питер. — Я уверен, что Neighborhood Music School — замечательная школа.
Но по сравнению с другими детьми София играет в высшей лиге. Конечно, все зависит от того, чего ты хочешь. Возможно, для тебя это просто развлечение.
Его слова застали меня врасплох. Никто никогда не обвинял меня в том, что я развлекаюсь. И по чистой случайности я только что разговаривала по телефону с другим приятелем, который задавался тем же вопросом о Лулу.
Тем вечером я отправила два важных письма. Первое — скрипачке и выпускнице Йельской школы музыки Кивон Нам, которую я пригласила позаниматься с Лулу. Второе — профессору Вей-Йи Янгу, недавно начавшему работать в Йеле и воспитывавшему пианистов-вундеркиндов.
Все завертелось быстрее, чем я ожидала. По какой-то счастливой случайности профессор Янг знал о Софии; он слышал в её исполнении фортепианный квартет Моцарта на благотворительном концерте и был приятно удивлён. Мы договорились пообедать вместе в конце августа, когда он вернётся с летних гастролей.
Примерно столь же захватывающая вещь произошла и с Лулу. Кивон, в двенадцать лет дебютировавшая в качестве солистки в Линкольн-Центре, рассказала про Лулу своей бывшей преподавательнице Альмите Вамос. А миссис Вамос и её муж Роланд были в числе лучших учителей по классу скрипки. Их шесть раз принимали в Белом доме. В числе их бывших студентов — широко известные музыканты вроде Рейчел Бартон и многие победители престижных международных конкурсов. Вамосы жили в Чикаго и обучали только одарённых детей, многие из которых были азиатами.
Мы как на иголках ждали ответа миссис Вамос.
И неделю спустя он пришёл Миссис Вамос приглашала Лулу выступить перед ней в Chautauqua Institution на севере штата Нью-Йорк, где она проводила лето. Миссис Вамос выбрала дату — 29 июля, то есть всего через три недели после получения письма. В течение следующих двадцати дней Лулу не занималась ничем, кроме скрипки. Чтобы выжать из неё максимум, я платила Кивон за два, а иногда даже за три урока в день. Когда Джед увидел счета, он не поверил своим глазам. Я сказала, что мы со всем справимся, просто не будем ходить все лето по ресторанам и покупать новую одежду. “Кроме того, — сказала я с надеждой, — есть аванс, который ты только что получил за новый роман”.
— Тогда мне стоит прямо сейчас начинать писать его продолжение, — мрачно ответил Джед.
— Нет ничего лучше, чем потратить деньги на наших детей, — заметила я.
Джеда ждал ещё один неприятный сюрприз. Я думала, что добраться до миссис Вамос мы сможем часа за три-четыре, и сказала об этом мужу. Мы планировали выехать за день до прослушивания, и Джед, заглянув в карту, спросил: “Ещё раз — где это место?"
К сожалению, я не представляла, насколько велик штат Нью-Йорк. Чаутаква оказалась рядом с озером Ири, недалеко от Канады.
— Эми, это девять часов езды, а никак не три, — раздражённо сказал Джед. — Как долго мы там пробудем?
— Всего одну ночь. Я записала Софию на курсы компьютерной анимации, которые начинаются в понедельник, — пусть порадуется чему-то, пока ходит на костылях. Но я уверена, что мы сможем доехать за семь...
— А что мы сделаем с Коко? — перебил меня Джед. Коко всего два месяца назад научилась не разносить дом и никогда никуда не выезжала.
— Думаю, будет здорово взять её с собой. Получится наш первый совместный отпуск, — сказала я.
— Так себе отпуск — проехать восемнадцать часов за два дня, — отметил Джед, как мне показалось, немного сварливо. — И как насчёт того, что у Софии нога сломана? Разве ей не надо держать её приподнятой? Как мы все поместимся в машину?
У нас был старый джип “чероки”. И я думала, что Софию мы положим на заднее сиденье так, чтобы её голова лежала у Лулу на коленях, а нога — на стопке подушек. Коко всю дорогу могла бы ехать в багажнике с нашими сумками и скрипками (да, во множественном числе, потом объясню). “Есть и ещё кое-что, — добавила я. — Я попросила Кивон поехать с нами и сказала, что буду оплачивать её работу, включая время, проведённое в дороге”.
— Что? — недоверчиво переспросил Джед. -
Это же обойдётся нам в три тысячи долларов. И как мы посадим её в машину? В багажник к Коко?
— Она может ехать на своей машине — я сказала, что оплачу бензин. Но вообще она не очень хочет ехать. Это долгая дорога, и ей придётся отменить занятия с другими учениками. Чтобы сделать путешествие более приятным для неё, я позвала Эрона, её нового парня, и предложила оплатить им три ночи в хорошем отеле. Я нашла потрясающее место, William Seward Inn, и забронировала им люкс на двоих.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.