Боевое задание - [8]

— Вчера?

— Когда радист работал на своей шарманке, они ведь… запелего…

— Запеленговали? — подхватил Моряк. — Ты и это знаешь? — и он как-то печально посмотрел мальчишке в глаза. — Да, дружище, они запеленговали. И в начале войны уже накрыли бы нас. Но теперь вокруг столько радиостанций, что немцам не справиться с ними, даже на хороших дорогах, не то что в болотах… Ну что ж, пока варится каша, я покажу тебе, как обращаться с автоматом, — сказал Моряк своему юному другу и, расстелив на траве плащ-палатку, стал разбирать свой автомат.

Коля испуганно схватил его за руку:

— Не надо сейчас разбирать. Вдруг боевая тревога.

Моряк удивленно посмотрел на него:

— Партизан всегда должен быть готов к боевой тревоге.

Разобрав автомат, Моряк назвал каждую его деталь, а потом как-то молниеносно собрал его и подал Коле.

— Теперь ты разбери.

Коля робко взял в руки грозное оружие партизана и опять прошептал сдавленным голосом:

— А если я разберу, вы так же быстро сумеете собрать и броситься в бой?

— Конечно, — ответил Моряк. — Постой, ты, кажется, боишься, что вот-вот на нас нападут фрицы?

Коля утвердительно кивнул и, глотая комок, от страха застрявший в горле, шепотом пояснил причину своего опасения:

— С бронекатера видели, откуда партизаны колошматили полицаев? Видели. Доложат своим, и те пойдут облавой по берегу. — И с дрожью добавил: — С собаками.

— Напрасные страхи! — спокойно сказал Моряк. — Врасплох нас не застанешь — и здесь дозор не сводит глаз с реки и берегов, и на той стороне Припяти наши не снят. А главное, что ты же сам нас привел сюда через такое болото, что если туда снова уйти, то никакая облава не страшна. Стоит за собой унести несколько бревен с кладки, и погоня прекратится.

— Ну тогда все в порядке, — успокоился Коля и, тяжело вздохнув, добавил: — Теперь бы только Вера пришла.

— Вера нам сейчас здорово помогла бы: она ведь хорошо знает Пинск… — все это Моряк говорил только для того, чтобы отвлечь Колю от тяжких дум о сестре. — Вот скоро придут наши корабли, тогда только подавай рабочие руки. Сам-то ты пойдешь ко мне юнгой?

— А вы кем будете, когда придут наши?

— Как и до войны — механиком.

— Здорово! Люблю в машинах копаться. У нас перед самой войной привезли в школу тракторный мотор, чтоб старшеклассники изучали. Завидовал я им. Целыми днями пропадал в мастерской. За это даже отметку мне снизили по поведению.

— За любовь к машине у меня будешь получать только «отлично», — сказал Моряк и стал помешивать кашу.

— А можно, я ваши портянки постираю?

— Я свои еще ночью выстирал, вон они сохнут. Ты вот лучше займись автоматом. Сам разбери и собери. А вернутся наши с того берега, и пулемет разберем.

— Ух ты-ы!

Солнце, так хорошо светившее утром, после обеда спряталось за тучу, небо нахмурилось, отяжелело. Стало ясно, что к вечеру пойдет дождь. Партизаны решили укрыться в сарае. Только перебрались, грянул гром и дождь полил как из ведра. Поднялся ветер. Крыша в сарае оказалась до половины целой, и партизаны прекрасно устроились в дальнем углу. Даже костер развели.

— Наши предки так и отапливались. По-черному, — сказал Моряк и встал. — Нам-то хорошо. А каково часовому на берегу? Отнесу ему плащ или сам там останусь, пусть бежит сюда, отогреется.

— Товарищ командир, а я буду часовым? — вдруг осмелел Коля.

Моряк внимательно посмотрел на него:

— Вижу, ты боишься остаться без дела. Отдохни, отоспись, дело тебе будет. Настоящее, боевое задание. А пока что самое главное для тебя дождаться возвращения сестры. Боюсь, придет она в курень и перепугается, что тебя нет.

— Я ей оставил записку: ушел доделывать печку. Это значит, ушел в сарай.

— С кем пошел, не сообщал?

— Зачем же! Вдруг туда наткнется кто чужой.

— Ах, мальчишки, мальчишки! — задумчиво проговорил партизанский командир. — Рано вас война сделала взрослыми…

КОМОРЫ

Вечером партизаны просигналили из-за реки, сообщили, что на ночь остаются там. Есть дело. И только в следующую ночь плот вернулся с тремя гребцами. Моряк и его гарнизон, как он называл трех своих бойцов и Колю, встречали товарищей из-за реки горячей ухой, как изголодавшихся. А те прибыли сытыми, да еще и привезли мешок картошки. Там, в семи километрах, оказалось небольшое, дотла сожженное немцами село Коморы, жители которого второй год зимовали в лесу и молили бога о скорейшем изгнании фашистов.

Когда в тот памятный день по радио сообщили о разгроме фашистов под Москвой, кто-то из жителей Комор вывесил красный флаг над зданием бывшего сельсовета. При оккупантах в этом пятистенном доме жил сельский староста, отец двух полицаев. Целый день развевался тот флаг над селом, а молодежь ходила по улице празднично одетая, пела советские песни, веселилась, словно война уже кончилась. Старики пытались урезонить отчаюг, преждевременно затеявших этот праздник. Но молодые горячие парни не слушались. И согласились только на то, что необходимо выставить посты, чтобы не быть захваченными врасплох, если нагрянут каратели. И только это спасло коморян от жестокой расправы.

Утром в Коморы нагрянули фашисты на большом грузовике. Машина медленно прошла по одной сторона улицы, потом по другой, а эсэсовцы где зажигательными пулями, где факелами поджигали дома. Но все дома были пустыми — люди убежали в лес, еще когда машина остановилась далеко за селом у сожженного за ночь моста и кто-то ударом в рельс подал сигнал тревоги. Не убежал только сам староста Комор, который и вызвал карателей. Однако фашисты его не помиловали. За то, что не справился со своими обязанностями, немцы сожгли его в собственном доме.