Боцман - [10]

перестало быть таким однозначным, как прежде. Он даже стал на свой лад делить людей на "добрых", вроде Крючконоса, и "злых", вроде Рыжебородого, убившего Кисточку.

Понятливые лайки после хозяйской взбучки крепко усвоили, что рыси на их подворье - особы неприкосновенные. Но тем не менее не упускали случая порычать на кошек исподтишка.

Наконец, пришло время, когда Боцман сам поднялся на ноги.

- Замечательно! Молодец!, - воскликнул Крючконос, увидев рысь стоящей на лапах. Лицо зверолова светилось неподдельной радостью,- "Ну, теперь можно и машину вызвать, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Отъешься еще немного, и поедем".

На дне холодных и бесстрастных для несведущего человека рысьих глаз Михалыч уловил отклик понимания.

Зверолов успел привязаться к Боцману. Много зверей прошло через его руки, но такого умницы он еще не встречал. Постоянно и подолгу разговаривая с ним, Михалыч чувствовал, как приоткрывается какая-то таинственная заслонка, и кот начинает понимать смысл его слов и жестов. А когда зверолов после двух дней отлучки зашел в сарай проведать подопечного, то был удивлен тем, с какой демонстративной обидой отвернул от него голову гордый кот.

Человек снял с лап рыси путы. Они хоть и не мешали ходить, но вставать с ними было неудобно. Поколебавшись немного, он еще удлинил толстый брезентовый ремень, привязанный к сыромятному ошейнику. Ошейник Боцману не нравился, и он не единожды пытался стянуть его лапами, но всякий раз безуспешно. К ремню же привык и даже не кусал его, тем более, что острые клыки только протыкали брезент насквозь: грызть подобно волку или собаке рыси не умеют.

Пошел двенадцатый день заточения. Кот совершенно оправился от ран и вновь обрел грозный вид. Хорошая форма подопечного радовала Михалыча. Ему пора было заняться отловом соболей, а он не мог уйти в тайгу, пока не сдаст рысей. Оставлять же их под присмотром одной жены зверолов побаивался все-таки хищники, мало ли что... Да и мяса на них не напасешься.

Зообаза с вывозом что-то медлила. Михалыч стал уже нервничать, как наконец, пришла радиограмма. Из ее текста было ясно, что машина будет через день, но без клеток.

Зверолов, поругивая далекое начальство, не мешкая отправился на пилораму договариваться насчет досок. Михалыч торопился еще и потому, что надо было успеть зарезать бычка и, воспользовавшись оказией, повыгоднее сдать мясо в городскую столовую.

Вечером жена сообщила Михалычу, что из тайги вышел Потап - его двоюродный брат. Жил он через дом, и зверолов решил сходить, чтобы узнать, не случилось ли что - вышел-то брат во внеурочное время. Обычно охотники появлялись в деревне лишь под самый Новый год, да и то дня на два - четыре.

Пока одевался, в дверь постучали, и в избу ввалился упредивший его Потап. Огненно-рыжая борода охотника засияла при электрическом свете, словно хорошо надраенный медный котел.

- Братан, покажь котяру. Старик говорит, самого Боцмана пригрохнули.

Вооружившись фонариками, мужики вошли в сарай. Рысь под бесцеремонным прицелом слепящих "глаз" отвернула морду и угрожающе заворчала.

- Ну, хватит, Потап.

- Сдавать будешь?

- Да, послезавтра приедут.

Не попрощавшись, Потап зашагал к калитке. Хозяин недоуменным взглядом проводил его и, спохватившись, крикнул вдогонку:

- Чего из тайги так рано? Случилось что?

- Да так, дела,- неопределенно отмахнулся тот.

На следующий день, к обеду, Михалыч конюхом привезли с пилорамы на санях большой щелястый ящик, сбитый из пахнущих смолой золотистых досок. Набросали в него сена и, не закрывая дверку, подтащили вплотную к сараю, в котором томилась Киса.

Иди, иди,- негромко скомандовал ей зверолов.

Кошка послушно перешла в клетку. Конюх, удивленно крякнул:

- Как это ты на нее такую власть заимел?

- Через ласку. Если принуждать, силой гнуть свое, зверь только злобится.

Клетку закрыли, придвинули по снегу к сараю, в котором держали Боцмана, и оставили там. Зверолов, жалея любимца, не стал перегонять его в холодный, тесный ящик до прихода машины. Тем более, что процедура эта не должна отнять много времени - Боцман наверняка сам бросится к подруге. Главное, не дать Кисе первой выскочить из клетки в сарай. Для этого Михалыч приготовил и тут же примерил, вставляя в щели между досок, несколько жердей.

Когда он занимался этим, хлопнула калитка, и подошли два соседских мужика. Поговорили. Боцман слышал, как вывели из хлева бычка, как он коротко взревел, и вскоре по двору загулял запах горячей крови, парного мяса. Крючконос на бегу заглянул к нему и бросил теплую, сочную мякоть.

Калитка захлопала чаще. Раздавались все новые и новые голоса, теперь большей частью женские.

Боцман прислушивался к оживлению с нарастающей тревогой, но как ни силился, не мог связать воедино значение происходящих событий.

Из дома, между тем, полились приятные переливчатые звуки. Это деревенский музыкант заиграл на гармошке. Рысь впервые слышала музыку. Она ласкала слух и завораживала даже сильнее, чем говор Крючконоса.

Потом под эти звуки в доме затопали, красиво многоголосо завыли. Кто-то вышел на улицу, остановился у клетки с Кисой.