Боцман и раздолбай - [5]

— Да что случилось-то? — Рома не понимал. — Наши живы?

— Живы все, одному тебе сильнее других досталось. Лоцман бандитом прикрылся, Толя вообще за стенку спрятался, Сема отделался легким испугом. Девчонки эти живы, хотя лучше бы сдохли.

— Отчего так?

— Дак это с их подачи журналюги на прокурорских надавили, чтобы те дело на вас завели.

— Как это? — не понял Рома. — На нас-то за что?

— А вот за то самое — подвергли жизни гражданских специалистов опасности, нанесли моральный и материальный ущерб, сейчас требуют от нас компенсации.

— Да как они вообще могли! — возмутился Рома и скривился — в голове прозвучал первый звоночек набата. — Мы же их же спасали!

— Оказывается не надо было спасать. — Зло ответил командир. — Надо было отпустить бандитов и тогда волки были бы сыты и овцы целы.

— Да как так можно — уродов отпускать!

— Представь себе — можно. Мне прокурор так и сказал. Сейчас на этой волне начнется борьба с оборотнями в погонах, крайними уже вас выставили — тебя и тех троих. Ну и меня как командира. Начальник Главка как воды в рот набрал — не мычит и не телится. Все, суки, хотят на своих местах удержаться, теперь козлов отпущения ищут.

— Нашли уже.

— Ну да — нас и выставят. — Кивнул командир. — Да ты не переживай, на суд тебя не дернут пока из больнички не выйдешь, а это как минимум месяц ты и так тут уже неделю загораешь.

— Месяц — это еще оптимистично. — Улыбнулся Рома.

— Ничего, устроимся как-нибудь. Главное, чтобы Сема не учудил.

— А что такое?

— Да он тут позавчера прилюдно пообещал одной журношлюшке бошку открутить, так та так завопила об ущемлении свободной прессы, про тридцать седьмой год, ну и в том же духе. Правозащитников понабежало, мама не горюй, еле отбились. Хотя ты знаешь — весь СОБР на нашей стороне, да и ребята из отделений тоже. Только начальство как всегда пытается сухим из воды выйти.

— Кто помогает людям — тот тратит время зря. — Пробормотал Рома. — Хорошими делами прославится нельзя.

— Во-во и я о том же. — Командир энергично закивал. — Почуяли мясо, уроды, теперь от нас так просто не отстанут.

— То-то медсестричка местная на меня волком смотрит. — Заметил Боцман. — Видно зерно лжи упало в благодатную почву.

— Что, не кормит?

— Да нет, утку не меняет, лежу тут в собственном дерьме уже вторые сутки.

— Это мы сейчас исправим. — Командир энергично поднялся и уже собрался выйти из палаты, как вспомнил. — Да, к тебе тут ребята собираются, но пока не знают, можно или нет. Что, я их зову?

— Давай, все веселее, чем одному лежать. — Призывно махнул рукой Боцман.

Командир оказался прав — через месяц он уже стал вставать и потихоньку бродить по палате, самостоятельно передвигаться в туалет, появляться в столовой. Госпиталь хоть и был ведомственным, но не все медсестры были такими вот покладистыми — две стервы, одна из которых обслуживала Рому, постоянно вставляли всем остальным палки в колеса, причем ничего с ними не мог поделать даже сам Главврач — были они родственницами какого-то начальника от военной медицины и в случае чего стучали своему покровителю. Как их еще хватало на то, чтобы утки выносить и перевязки делать, причем настолько халтурные, что бинты сами расползались и держались до следующей смены только потому, что Рома лежал на животе. Он разговаривал с редкими больными, с ними же смотрел телевизор, узнавая из новостей, как там дела на Украине и в Сирии, кто кого убил и ограбил в родной стране и что милиция, то есть полиция, не всегда бережет покой мирных граждан. В городе по статистике на прошедший месяц пропали без вести около пятисот человек, что для миллионного населения это было капля в море, но все же куда-то они подевались. Рома шкандыбал по коридорам, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух и унять «молоточников» в голове, которые от резких движений стучали по своим наковаленкам. Контузия вроде бы никак не сказалась на его умственных способностях, во всяком случае память сохранилась и стала даже чуть острее, чем раньше, во всяком случае разговор с командиром Рома помнил дословно, да и все остальные встречи с товарищами тоже были довольно запоминающимися. Тем более, что настроения, которые ходили в больнице между персоналом тоже очень сильно отличались — от резко негативного в его сторону (обе стервы), до острожной жалости и даже сочувствия (бабушка-прачка и одна из молоденьких медсестер в терапевтическом отделении). Рома узнал о них случайно, когда доковылял до прачечной в конце коридора, чтобы передохнуть и повернуть обратно — сидеть в палате надоело, а тело надо было тренировать, а то оно живо сядет на шею, нагуливая жирок.

— …Видишь как оно бывает, девонька, — Вещала старушка. — Жил себе солдатик, людей защищал, грудью их от осколков закрывал и на тебе — кругом виноват, а эти самые люди, которых он спас, теперь с него же компенсацию требуют.

— Это вы про СОБРовца? — спросил молодой голос. После контузии слух тоже обострился, хотя это и приносило побочный эффект как боль в голове, да и дверь была чуть приоткрыта, но Рома отчетливо слышал голоса. Хотя они могли занять такую точку в комнате, откуда все прослушивается и он сейчас попал в эту звуковую аномалию.