БНД против Советской армии: Западногерманский военный шпионаж в ГДР - [39]

Но заполучить подобных топ-агентов в военной области было намного труднее. Правда, нельзя сказать, что это было совсем невозможно, и это доказывает ЦРУ, внедрившее в 50-х годах женшину-агента в качестве экономки к руководителю военной разведки ННА. Кстати, ранее та же женщина служила у Евгения Петровича Питовранова, резидента МГБ/КГБ в Карлсхорсте, и, разумеется, шпионила за ним. Перебежчиков из ННА, впрочем, всегда хватало, в том числе из самых секретных сфер, и они много рассказывали о внутренней жизни восточногерманских вооруженных сил. Дезертиры из ГСВГ тоже сообщали много интересного.

Но у наблюдения за военными объектами на местах была одна важная задача, которую не смогли бы самостоятельно решать отдельные топ-агенты. С одной стороны оно служило составлению полной картины общего стратегического положения. Но особенно в кризисные моменты Холодной войны главной целью слежения за военными объектами было раннее предупреждение о возможной угрозе военного нападения. Таким образом, наблюдение за военными объектами означало массированную разведку и массированный анализ в максимально быстром режиме времени, с быстрой передачей полученных сведений. Большое количество советских военных объектов в ГДР, столь же значительное количество восточногерманских гарнизонов и дополнительная необходимость ведения наблюдения за автомобильным и железнодорожным движением и за перемещениями войск означали необходимость задействования тысяч наблюдателей, которые вплоть до постройки Стены шпионили «извне» за казармами ГСОВГ и ГСВГ. Другим направлением разведывательной работы было приобретение внутренних агентов в советских казармах, причем БНД в первую очередь уделяла внимание вербовке не советских офицеров и солдат, а граждан ГДР. На долгое или на короткое время пребывавших на советских военных объектах: машинисток, телефонисток, переводчиков, ремесленников, кочегаров, уборщиц, работников прачечных, поставщиков топлива и провизии. Эта проблема сохраняла свою остроту для Второго главного отдела МГБ и после постройки Стены, так как именно восточногерманская сторона отвечала за контрразведывательное обеспечение инфраструктуры используемых русскими объектов. Пусть количество попыток вербовки уменьшилось ввиду ухудшения условий после закрытия границы, однако потенциальные кандидаты на вербовку из числа восточных немцев по-прежнему посещали казармы ГСВГ.

В 1960-х годах Федеральная разведывательная служба использовала для агентурной вербовки граждан ГДР в некотором смысле новую тактику. Вопреки распространенному среди широкой публики представлению, ни МГБ, ни БНД не делали свою ставку на шпионские сети, объединявшие большое количество агентов и курьеров, ибо такие разветвленные структуры не могли обеспечить нужной скрытности уже из-за большого числа связанных с ними людей. Вместо этого Пуллах попытался вербовать так называемые шпионские ячейки. С их помощью БНД хотела по принципу снежного кома заполучать новых информаторов, которые в наилучшем случае были бы связаны друг с другом семейными узами. В таком случае гарантировалась скрытность, к тому же агенту легче было бы завербовать своего родственника, нежели человека со стороны. В идеальном варианте в такой семейной шпионской ячейке один из членов был западным немцем, который в ходе своих поездок на Восток регулярно собирал бы и доставлял информацию. Восточногерманская разведка тоже полагалась на «тандемы» из супружеских пар — в качестве как резидентов-«нелегалов», так и курьеров.

Очевидно, такой подход принес западногерманской спецслужбе некоторый успех. Ведь не зря масштаб всех попыток шпионажа в общей сложности был расценен органами контрразведки МГБ ГДР так высоко, что в начале 60-х годов там уже заговорили даже о «тотальном шпионаже». Из-за мощного военного потенциала ГСВГ (и постоянно возраставшей силы ННА) советские войска в Германии обоснованно рассматривались как ударный клин первого наступательного эшелона Варшавского договора, потому и следить за ними нужно было по возможности повсеместно, непрерывно и очень внимательно. Ежедневный сбор сведений о боевом порядке и боевом расписании войск, т. н. «order-of-battle-intelligence», для самих агентов-наблюдателей выглядел обычной рутиной, ничем не примечательной, которая, тем не менее, в случае их разоблачения грозила весьма строгими наказаниями. Единичный внешний источник или даже внутренний источник из числа восточногерманского технического персонала, наблюдая за своим крохотным кусочком всей гигантской военной машины Советов, только в редких случаях — например, в упомянутом случае с увольнительными для солдат в ноябре 1962 года — мог сообщить сенсационную информацию, имеющую большое самостоятельное значение. И только благодаря труду аналитиков БНД собранные множеством информаторов кусочки головоломки приводились в единую систему. Как писал в своих мемуарах Хайнц Фельфе: «Из многочисленных цветных камешков получалась красивая картина». Анализ результатов военной разведки от сырого донесения агента до окончательных выводов („finished intelligence“) всегда был тщательным, требующим большого внимания и скрупулезности делом, хотя, конечно, во много раз менее опасным, чем сама добыча информации. Подсчитывать танки, пушки и самолеты, идентифицировать погоны и нашивки военнослужащих, подгладывать за учениями и, основываясь на солидных военных знаниях, делать выводы о структуре, боеготовности и общем военном потенциале ГСОВГ и ГСВГ, равно как и других армий Варшавского договора — вот что было повседневным занятием военных аналитиков.