Блюз для винчестера - [6]

— Прошу на борт, мэм! — Гарри шутливо поклонился, открывая дверцу фургона перед девчонкой.

Доктор Фарбер жестом пригласил Степана, пропуская его в повозку, и забрался следом за ним. Последним на скрипучий диванчик уселся Гарри. Заскрипели, проворачиваясь, колеса, и фургон покатил куда-то, переваливаясь на неровной дороге.

"Странная какая-то здесь Америка, — с нарастающей тревогой думал Степан. — Дорога явно грунтовая. Как же они ездят по этому перевалу в дождь? Да, правильно говорят, в Америке есть все. Даже грунтовые дороги".

Он снова успокоился и устроился в уголке поудобнее, сунув руки в карманы. Доктор Фарбер протянул ему что-то колючее, свернутое в рулон.

— Для ног, — коротко произнес он, и Степан заметил, что его попутчики уже укрыли свои колени такими же одеялами.

Укутывая ноги, он увидел, что на стенках фургона тут и там поблескивают латунные донышки гильз. Степан не удержался и провел рукой по стенке. Так и есть — его пальцы наткнулись на патронташ.

Вот и еще одна версия: он попал в компанию любителей старины, которые разыгрывают свои исторические постановки.

Мерно громыхали колеса по мерзлой дороге. Фургон покачивался, убаюкивая седоков. Степан задремал, продолжая прислушиваться к разговорам своих странных попутчиков. Он почти ничего не понимал из их речи, да и не напрягался особенно, чтобы перевести. Гарри и доктор Фарбер тихо обсуждали возможный маршрут через верховья Миссури, когда в их беседу неожиданно вступила девчонка.

— Папа, а почему мы все время удираем от какого-то Сиплого? — невинно поинтересовалась она. И тут же добавила своим ангельским голоском, не дожидаясь ответа: — Почему бы нам не подождать его за поворотом и не отбить охоту преследовать нас?

— Каким образом, дитя мое?

— Папа, ты же сам учил меня, что бешеных псов не лечат, а уничтожают. Пара добрых выстрелов из мушкета[2], и мистер Сиплый потеряет всякое желание гоняться за нами. Я с удовольствием взяла бы на себя труд вышибить последние мозги этому негодяю, если позволишь.

— Заслушаться можно! И как же ловко выражается наша девочка! — восхитился Гарри. — Мне так в жизни не завернуть. Взяла бы на себя труд вышибить последние мозги!

— Хорошо, что нас не слышит миссис Фарбер, — вздохнул доктор. — Мне бы досталось за то, что я плохо воспитываю ребенка. Да, возможно, я плохой воспитатель. Но природу невозможно переделать по правилам хорошего тона. "Вышибить"! Почему бы не употребить правильное слово — "выбить"?

— Хорошо, папочка, — согласился ангелочек. — Я выбью ему последние мозги, и он их развесит на кустах для просушки.

— Да таких словечек я и от портовых оборванцев не слыхивал, — с уважением заметил Гарри. — А я ведь там, можно сказать, вырос, в порту. Там грудные младенцы вместо соски грызут кастет, а приличные люди вместо "спасибо" говорят "отдай все". Но так, как ты, Милли, им в жизни не сказануть.

— Гарри, Гарри, не стоит хвалить ее за это. Я бы и сам хотел надеяться, что моя дочь когда-нибудь превратится в настоящую леди. Но чего можно ожидать от девочки, которая родилась в походной палатке? А ее няньками были ирландцы, рабочие моей первой экспедиции.

— Это не мое дело, док, но я в толк не возьму — зачем надо было брать с собой в экспедицию беременную жену? Почему бы ей не сидеть дома, пока муж занят делами?

— Потому что в те годы у нас не было дома. Мы жили в дороге.

— И сейчас живем в дороге, — добавила девчонка. — И ничего в этом страшного. Папа, а расскажи Гарри про то, как нас расстреливали.

— Это долгая история. Почему бы нам просто не поспать немного?

"Отличная идея, док!" — мысленно согласился Степан и прислонил голову к мягкой стенке.

Ночью надо спать. Даже если тебя забросило к черту на рога, ночью надо спать. И если бы Степана Гончара похитили инопланетяне, он ухитрился бы выспаться в их летающей тарелке. Когда Степан служил в армии, ему приходилось урывать часок мирного сна в самых необычных условиях. Например, устроившись между котлами в гарнизонной кухне. А как сладко спалось в кузове "Урала", который вез его из дальнего караула в теплую казарму! Так что здесь, в этой тряской телеге, он ощущал себя вполне комфортно. Лишь бы не лезли в голову бессмысленные вопросы.

Больше всего Степан боялся, что все происходящее на самом деле только снится ему или мерещится. А что? Вполне реальная вещь — вкололи какой-то наркотик, вот и начались глюки. Лес, горы, американцы — все это только галлюцинация. А в действительности Гончар сейчас, например, валяется где-нибудь в реанимации. Или в обычной палате, но в коматозном состоянии.

"Нет, есть штуки и похуже комы", — решил Степан, прислушиваясь к голосам попутчиков.

Хуже всего, если окажутся правы все эти маги, колдуны и бабы Фроси с третьим глазом. Хуже всего, если там, на Пулковском шоссе, Степан угодил в какую-нибудь черную дыру между параллельными мирами.

Почему это хуже всего? Во-первых, потому, что совершенно непонятно, как можно вернуться обратно в свой мир. Во-вторых, потому, что Степан Гончар твердо убежден, что никаких параллельных миров не существует, а магия, астрал и третий глаз — это всего лишь варианты лохотрона. К лохотронщикам любой специализации Степан относился крайне негативно. Они делали деньги на человеческой глупости и жадности. А он вовсе не считал, что зарабатывать на жизнь можно любым способом. Очень даже не любым.