Блю из Уайт-сити - [83]

Шрифт
Интервал

Я прижимаю ладони к груди, извиняясь перед Ноджем, — не ожидал, что мяч пролетит так близко. Нодж никак не реагирует на мои извинения.

Ну и черт с ним.

Мне удается забить мяч одним ударом с того места, где он лежит. Колин мажет, как обычно, но мне плевать, я знаю, что он все равно не выиграет, а если и выиграет, то это не будет иметь никакого значения. Мне грустно, я молчу. Внутренний голос шепчет, что нельзя так себя вести, но я к нему не прислушиваюсь.

Проходим еще три лунки. На пятой мы с Ноджем бьем так себе. Колин снова мажет, мяч улетает невесть куда, и мы разрешаем Колину перебить. Он все равно проиграет. Но тут и у Тони происходит осечка: он размахивается и не попадает клюшкой по мячу!

— Удар засчитан, — говорит Нодж.

— Ни черта! — огрызается Тони. — Почему это для Колина одни правила, а для меня другие?

— Удар засчитан, — повторяю я твердо. И вспоминаю, что мне так и не разрешили перебить.

Тони поворачивается ко мне, вытягивает руки вперед и начинает разговаривать со мной, как будто я родился от олигофренов.

— Это несправедливо, Фрэнки. Удар без попадания по мячу не считается. Никогда не считался — слышишь, никогда — с тех самых пор, как мы начали играть. А сейчас вдруг решили засчитать.

— Это взрослые правила, Тони. Настоящие правила, — объясняет Нодж строгим голосом.

— Но почему вы тогда Колину разрешили перебить, а мне нет?

Мы с Ноджем молчим.

Колин, нервно мусоля клюшку, говорит:

— Да ладно, засчитайте мне тот неудачный удар. И тогда…

— Дело не в этом, — шипит Тони, брызжа слюной.

Мы с Ноджем качаем головами, практически синхронно, с нами такое иногда бывает. Тони вытягивается во весь рост — в нем почти метр девяносто, — лезет в карман, достает бумажник, оттуда три купюры, комкает их и бросает на землю. Ветер начинает играть ими, но ни один из нас не двигается с места, чтобы поднять.

— Если вам так важно получить с меня бабки — пожалуйста! — с этими словами Тони запихивает клюшки в сумку и делает вид, что собирается уйти с поля.

— Деньги тут ни при чем, — торопится сказать Нодж. — Дело в принципе.

— Слушайте, — говорит Колин, как всегда некстати. — Я же согласился засчитать тот свой удар.

Его, похоже, никто не слушает. Мне уже жалко Тони: это зашло слишком далеко.

— Тони, не уходи. Давай доиграем.

Но он берет свою тележку и уходит.

У меня все опускается внутри. Тони, в отличие от меня, в состоянии нажать на ядерную кнопку.

— Ну, хорошо, возьми еще один удар.

Нодж молчит. Тони тут же останавливается. Ему тоже не хочется выходить из игры, ясное дело.

— Черт побери! — кричит Колин.

Мы все в изумлении смотрим на него. Лицо красное. В какой-то момент я с ужасом подумал, что он заплачет.

— Мы что, не можем просто… быть друзьями? К чему все это? Я… я не понимаю… это бессмысленно! Пожалуйста, перестаньте. Пожалуйста!

Ситуация выходит из-под контроля. И, что самое неприятное, — есть опасность конфуза.

Я смотрю на Колина и говорю:

— Ты прав. Колин прав. Это глупо. Тони, сделай еще один удар. Давай. Вперед.

Нодж кивает, очень неохотно. Он тоже предпочитает обойтись без сцен.

— Давай. Какая разница. Бей.

Тони уже почти смилостивился, но только почти. Нам предстоит долгий путь к тому месту, с которого все началось.

— Не нужен мне ваш удар. Я не нуждаюсь в одолжениях. Особенно от какого-то… плаксы.

Плаксы. Воспоминания о том, как Колина раздевали — я все эти годы старательно избегал их, — ярко вспыхивают в голове. Колин отшатнулся, как будто его ударили по лицу. Но Тони остановил тележку и перестал вертеть в руках клюшку. Ясно, что уходить он не хочет, но и лицо потерять не может.

— Послушайте, давайте просто переиграем, — говорю я. — У нас с Ноджем все равно были удары никудышные. Сделаем вид, будто только что пришли к этой лунке, и начнем отсюда заново.

— Давайте, — соглашается Нодж, хотя его удар был лучше, чем мой.

— Ладно, — подумав, произносит Тони, как будто делает нам огромное одолжение.

Колин кивает и снова ставит мяч на площадку «ти».

Мы начинаем игру с пятой лунки. Тони на этот раз делает хороший удар, мяч приземляется на «грин» метрах в двух от края. Нодж тоже попадает в «грин», и даже Колин бьет не очень плохо. Эти три хороших удара давят на меня, и я промахиваюсь — мяч летит по косой прямо в кусты. Мне хочется зашвырнуть туда и клюшку.

— Не повезло, — говорит Тони.

Он смущен, но удовлетворения все равно не может скрыть. Я надеваю маску безразличия на лицо и иду к кустам — моего мяча нигде не видно. Срезанная мертвая пожухлая трава на «рафе» делает задачу практически невыполнимой. Я обыскиваю все вокруг с помощью восьмой металлической клюшки, но три минуты поисков не дают никакого результата.

Тони и Колин направляются ко мне: хотят помочь. Меня не видно за кустами и разлапистыми ветвями деревьев. Нодж окликает их, они оборачиваются. И тут у меня съезжает крыша: я лезу в карман, нащупываю запасной мяч, секунду-другую сомневаюсь, а потом бросаю его на землю. Это не жульничество, говорю я себе, а восстановление справедливости. Тони не должен был переигрывать свой удар. Когда я поднимаюсь, Тони все еще смотрит в другую сторону, а Колин идет ко мне. Я поднимаю вверх большие пальцы:


Еще от автора Тим Лотт
Любовные секреты Дон Жуана

«Все существующее – иллюзия. Правда – ложь. Миром правит парадокс. И это дает надежду», – считает герой романа. Разуверившись в любви, он обратил взор внутрь себя и с удивлением обнаружил в своем черно-белом мире мириады оттенков серого. И решил разобраться: Что случилось с женщинами? Что случилось с ним самим? Что вообще случилось?


Штормовое предупреждение

"Штормовое предупреждение" — роман Тима Лотта, посвященный эпохе 80-х.


Запретное видео доктора Сеймура

Эта книга — про страсть. Про, возможно, самую сладкую и самую запретную страсть. Страсть тайно подглядывать за жизнью других людей. К известному писателю приходит вдова доктора Алекса Сеймура. Недавняя гибель ее мужа вызвала сенсацию, она и ее дети страдают от преследования репортеров, от бесцеремонного вторжения в их жизнь. Автору поручается написать книгу, в которой он рассказал бы правду и восстановил доброе имя покойного; он получает доступ к материалам полицейского расследования, вдобавок Саманта соглашается дать ему серию интервью и предоставляет в его пользование все видеозаписи, сделанные Алексом Сеймуром.


Рекомендуем почитать
Противо Речия

Сергей Иванов – украинский журналист и блогер. Родился в 1976 году в городе Зимогорье Луганской области. Закончил юридический факультет. С 1998-го по 2008 г. работал в прокуратуре. Как пишет сам Сергей, больше всего в жизни он ненавидит государство и идиотов, хотя зарабатывает на жизнь, ежедневно взаимодействуя и с тем, и с другим. Широкую известность получил в период Майдана и во время так называемой «русской весны», в присущем ему стиле описывая в своем блоге события, приведшие к оккупации Донбасса. Летом 2014-го переехал в Киев, где проживает до сих пор. Тексты, которые вошли в этот сборник, были написаны в период с 2011-го по 2014 г.


Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.


Девочка и мальчик

Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.


Последняя лошадь

Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.


Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Как я стал идиотом

«Как я стал идиотом» — дебютный роман Мартена Пажа, тридцатилетнего властителя душ и умов сегодняшних молодых французов. Это «путешествие в глупость» поднимает проблемы общие для молодых интеллектуалов его поколения, не умеющих вписаться в «правильную» жизнь. «Ум делает своего обладателя несчастным, одиноким и нищим, — считает герой романа, — тогда как имитация ума приносит бессмертие, растиражированное на газетной бумаге, и восхищение публики, которая верит всему, что читает».В одной из рецензий книги Пажа названы «манифестом детской непосредственности и взрослого цинизма одновременно».


Мой мальчик

Ник Хорнби (р. 1958) — один из самых читаемых и обласканных критикой современных британских авторов. Сам Хорнби определяет свое творчество, как попытку заполнить пустоту, зияющую между популярным чтивом и литературой для высоколобых".Главный герой романа — обаятельный сибаритствующий холостяк, не привыкший переживать по пустякам. Шикарная квартира, модная машина… и никаких обязательств и проблем. Но неожиданная встреча с мальчиком Маркусом и настоящая любовь в корне меняют жизнь, казалось бы, неисправимого эгоиста.


Каникулы в коме

«Каникулы в коме» – дерзкая и смешная карикатура на современную французскую богему, считающую себя центром Вселенной. На открытие новой дискотеки «Нужники» приглашены лучшие из лучших, сливки общества – артисты, художники, музыканты, топ-модели, дорогие шлюхи, сумасшедшие и дети. Среди приглашенных и Марк Марронье, который в этом безумном мире ищет любовь... и находит – правда, совсем не там, где ожидал.


99 Франков

Роман «99 франков» представляет собой злую сатиру на рекламный бизнес, безжалостно разоблачает этот безумный и полный превратностей мир, в котором все презирают друг друга и так бездарно растрачивается человеческий ресурс…Роман Бегбедера провокационен, написан в духе времени и весьма полемичен. Он стал настоящим событием литературного сезона, а его автор, уволенный накануне публикации из рекламного агентства, покинул мир рекламы, чтобы немедленно войти в мир бестселлеров.