Блю из Уайт-сити - [51]

— Однажды к старому учителю Чуан Цзы[30], у которого только что умерла жена, пришел ученик. Каково же было его удивление, когда он увидел, как тот поет, отстукивая ритм по котелку. Он ожидал застать учителя в скорби, в траурных белых одеждах, а потому не мог не спросить, чем вызвано такое неподобающее поведение. Мало того, что на лице учителя не видно слез, пролитых над телом бедной женщины, так он еще поет и веселится. Разве это не кощунство по отношению к умершей? «Нет», — ответил мудрец и после недолгой паузы пояснил: да, его жена умерла, и он ощутил всю тяжесть утраты. Но сейчас ее уже нет, она перешла в другой мир, как времена года, сменяющие друг друга: осень следует за летом, весна за зимой. Продолжая плакать и убиваться, он лишь показал бы, что ему неизвестны законы природы.

История явно озадачила Тони.

— И что все это значит?

Кроули немного огорчен, но терпеливо объясняет:

— Это имеет лишь то значение, которое вы привнесете.

Тони изгибает бровь, изображая искреннее изумление.

— А какое значение вы в это привносите?

Кроули глубоко вздыхает, как будто он противостоит всему человеческому невежеству и упрямству перед лицом очевидной истины, но по-прежнему мягко говорит:

— А что в этом мире, в конце концов, имеет значение?

Тони задумчиво кивает, словно пораженный глубиной и силой мысли.

— Мысль интересная, — признает он, шмыгая носом и утирая сопли. — Но я-то пытаюсь понять, какое отношение это имеет к моей пятерке?

На лице Кроули появляется улыбка.

— Это означает, что вашей пятифунтовой купюры больше нет — символ лишился своей власти.

Тони снова кивает, на сей раз энергичнее, как будто, наконец постиг глубокий философский парадокс.

— Это означает, забудьте о своей пятерке, расстаньтесь с ней. Двигайтесь дальше. В самом деле, что вы потеряли? — жизнерадостно вещает Кроули. — Всего лишь символ. Вам осталось только распрощаться с вашей привязанностью к нему. Вы понимаете?

Тони перестает кивать и спокойно произносит:

— Да, я понял. Спасибо.

Волна пробегает по аудитории. Кроули склоняет голову, медленно закрывая глаза, осознавая происходящее.

— Но, мистер Кроули…

— Крис.

— Крис. Я хотел вас спросить. Вы-то сами понимаете?

Я издаю стон, теперь мне абсолютно ясно, что произойдет. Тони надвигается на Кроули. Тот по-прежнему безмятежно улыбается.

— Понимаю что, Тони?

— Понимаешь ли ты, Крис, что ты покойник, ворюга хренов?

И он хватает Кроули за плечи, встряхивает и бьет головой ему в переносицу. Кроули рухнул как подкошенный, из носа хлынула багровая струя. Он задыхается. И вдруг начинает кричать, при этом его американский акцент как ветром сдуло — зал заполняют сочные, гортанные бирмингемские гласные.

— Ты, козе-оол. Я тебе яйца оторву.

Он приподнимается, чтобы ударить Тони, но промахивается. Тони припечатывает его к полу ударом по ребрам, наклоняется над ним. Я вскакиваю и устремляюсь к сцене, чтобы прекратить драку. Но Тони уже дотянулся до Кроули и держит его за рубашку. Аудитория визжит и вопит.

Слышу, как Тони говорит:

— Спокойно, клоун. Это же всего лишь пустышка, просто символ, и ничего больше. Символ тогочтотытамхочешь.

Большим пальцем он надавливает Кроули на переносицу, отчего тот начинает истошно вопить.

— А это имеет только то значение, которое вкладываешь ты.

Еще удар. Теперь Кроули неподвижно распростерт на полу сцены. Тони стоит рядом. Я тяну его прочь. А он, оглядываясь, кричит:

— Попробуй с этим справиться, мужик.

В зале полная неразбериха. Я ищу глазами Веронику, но ее нигде нет. Тащу Тони к выходу, опасаясь, что кто-нибудь мог вызвать полицию. Он обхватывает меня. Я понимаю, насколько он пьян. Пытаюсь разобрать, что он говорит, и тут же жалею об этом — лучше бы не слышал.

— Фрэнки, дружище. Ты мой спаситель. Не женись, Фрэнки. Оставайся с нами. Веселись. У тебя еще много времени осталось. А ты от всего хочешь отказаться. Ради какой-то обыкновенной девчонки.

Он дышит мне прямо в лицо, запах пива и чипсов. И хотя он вряд ли понимает, что говорит, я все равно потрясен.

— Я не ради нее это делаю.

— Тогда зачем? Зачем ты это делаешь?

— Зачем? Потому что хочу… — Я замолкаю на полуслове. — Потому что хочу… наладить отношения. Потому что устал жить сам по себе. Я хочу стать частью чего-то… кого-то… еще.

Вдали уже слышны сирены полицейских машин. Я тащу Тони за воротник по коридору, он волочится сзади, вцепившись в мою рубашку.

Тони закусывает губу, закатывает глаза к белому потолку, потом поворачивается ко мне и говорит лишенным выражения и неожиданно трезвым голосом:

— Ты высокопарный придурок, Фрэнки. Более того, ты заблуждающийся придурок. Послушай, что я тебе скажу. Мы все одиноки. Независимо от того, кого ты трахаешь и сколько, неважно, женишься ты или нет. Ты сам по себе. С твоей головой и твоим членом. Ты идешь своей дорогой. А все остальное — сказки Уолта Диснея и Стивена Спилберга, и ты это знаешь, все остальное…

Я уже вывел Тони на улицу и пытаюсь увести как можно дальше от места, где он устроил скандал. Костюм Тони покрылся пылью и уличной грязью. Под носом образовалась тонкая пленка с примесью белого порошка — еще одна причина его состояния, так что ему тем более не стоит попадаться на глаза полицейским. Тони наконец удалось подобрать слово, которое он так долго искал.