Блондинки предпочитают джентльменов. Подслушанные разговоры - [8]
— Да уж, такие обломы сильно задевают мужское самолюбие.
— Представляешь, как удивился таксист! Ехали-ехали, вдруг: «Поворачивай назад!»
— Нескучные попались пассажиры. Как дальше будете общаться?
— Не знаю. Скоро семинар, у нас общее задание, придётся разговаривать. Знаешь, если бы он разозлился и послал меня, я бы его просто игнорировала. А он так любезно: «Ну, обратно так обратно». Проводил до дома, улыбнулся: «Пока, увидимся».
— Сделаешь вид, что ничего не было?
— Посмотрю, как он будет себя вести.
— Ты мне напомнила Салтыкова-Щедрина: «Чего-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать». Тебе и отношений хочется, и толстяк нравится, но при этом оскорбляет, что за полгода ухаживаний ему захотелось от тебя чего-то большего, чем подготовка к семинару. Что ж, удачи, мисс Неприступность! Позвони, интересно, чем это закончится.
— Ладно, наберу тебя. Пока, искусительница кощеев.
5
Разве «люблю» означает «отныне ты стираешь мои носки»?
— Привет, Динадин!
— О, привет, Сашка! Чувствую, тебе не терпится рассказать, как прошло ваше романтическое свидание с сухарём.
— Чуть-чуть не угадала. Вообще-то, я звоню, чтобы узнать, как развиваются твои отношения с толстуном.
— Нет! Ты первая. У тебя стопудово интересней.
— Да уж, давно так не гуляла. Созвонились, приехал. Подхожу к машине, он выскочил, дверь открывает — на сиденье три красные розы.
— Как банально.
— Вот именно! Я не люблю именно розы. И тем более красные, потому что это настолько заезженный выбор, что просто тошнит от заурядности дарящего.
— Сейчас такое многообразие цветов, что надо очень постараться, чтобы выбрать настолько предсказуемый вариант.
— Я предпочитаю орхидеи, но даже букетик васильков вызвал бы у меня большее умиление, чем тривиальные красные розы.
— И что же ты сделала с бедными цветочками? Растоптала прямо на глазах у Кощея?
— Надо было так и сделать, чтоб на всю жизнь запомнил. Но на первый раз его пожалела, закинула «букет» на заднее сиденье.
— Прямо закинула?
— Ну, небрежно положила.
— Ты хоть намекнула сухарю, что с розами он лоханулся?
— Он сам поинтересовался, какие цветы мне нравятся.
— Дай-ка угадаю. Неужели жёлтые орхидеи?
— Да, я храню верность однажды восхитившей меня безупречности этих великолепных цветов.
— Это после прогулки по Константиновскому дворцу ты стала изъясняться такими верчёными фразами?
— Нет, я всегда умела витиевато выражать свои мысли, если ты раньше не замечала. А во дворец, кстати, мы так и не попали.
— Куда же он тебя завёз?
— Представь себе, в этот день все дороги на Петергоф были перекрыты гаишниками.
— Неужели сам президент соскучился по фонтанам?
— Видимо, да. Причём не пропускали даже маршрутки. Бедные жители Петродворца! Едут с работы, уставшие, а их разворачивают: «Извините, сегодня не судьба вам домой попасть».
— Ну и какой же дворец вынужден был вас принять вместо Константиновского? Екатерининский?
— Почти угадала. Поехали в Павловск. Там сейчас в парке такая красота! Словами не описать, это надо видеть. Часть листвы на деревьях уже жёлтая, есть красные листочки, а остальные кроны ещё зелёные. Получается изумительных оттенков картина: величественный дворец, жемчужно-полусонное озеро и вокруг жёлто-красно-зелёный лес в ещё тёплых лучах солнца. Просто мечта художника-пейзажиста.
— Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора… Ты, наверное, кучу фотографий нащёлкала своим длиннофаллосным объективом, эстетка?
— Представляешь, забыла фотик. Так обидно.
— И мольберт не взяла? Могла бы написать что-нибудь в духе «Золотой осени» Остроухова, повесили бы рядом в Третьяковке.
— Очень умно. В общем, налюбовались мы красотой природы и отправились во дворец на экскурсию.
— Ну и как впечатление от апартаментов Марии Фёдоровны?
— Я не первый раз там была. Кстати, в школе ездили туда всем классом, помнишь?
— Конечно. Самое яркое воспоминание юных отроков от посещения дворца — катание наперегонки по паркету в безразмерных войлочных тапках.
— Динка, представь себе, тапки всё те же. Их не меняли, наверное, со времён постройки дворца. Несмотря на всемирный прогресс, ничего нового взамен скользких музейных тапок в Павловске ещё не изобрели.
— А как же бахилы? Или это кощунственно — созерцать мировые шедевры искусства в ярко-синих пакетах на ногах?
— Хранители прекрасного, видимо, так и считают, раз предлагают только эти смешные неснашивающиеся тапки.
— А ты на каблуках была?
— Да! Насколько виртуозно надо владеть своим телом, чтобы идти одновременно на десятисантиметровых шпильках и в громадных тапках по скользкому паркету. Я несколько раз чуть не навернулась.
— Вот где пригодились твои многолетние занятия хореографией! Наверняка ни один мужчина не способен повторить подобный эквилибристический подвиг.
— Куда им до нас! Они и без каблуков с трудом передвигаются по музею в этих чудо-чешках.
— Интересно, ведётся ли во дворце статистика, насколько часто созерцание шедевров искусства приводит к травмам?
— Вывихи и ушибы уж точно случаются. Слишком велика нагрузка на наши бедные ножки. Но я выстояла! Мужественно обошла все хитросплетенья галерей и даже задавала вопросы экскурсоводу.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.