Блокадный ноктюрн - [16]
— Ага… Команда выздоравливающих, — буркнул Павлов. — Тащились по полю как стадо.
— Стадо, а дошли! И нормально дошли! — ответил Москвичев. — А ты хотел строевым шагом да с песнями?
Старший лейтенант Смехов прервал их:
— Москвичев прав. Дошли. Павлов прав тоже. Мы красноармейцы, а не банда Махно. Приведите людей в порядок. Всем все понятно?
Сказать, что бойцы были рады — нельзя. Но и что злы — тоже. Опять заворчали, но чистить себя стали.
«Точь в точь ворчуны наполеоновские», — подумал Кондрашов, слушая своих подчиненных и вспоминая книгу академика Тарле, читанную еще до войны:
— А пожрать не дадут, конечно…
— Дадут… Все бы тебе дали, Уткин. Солдат должон сам себе еду добывать!
— Я сейчас добуду. Я у тебя из мешка сейчас добуду!
— Я тебе добуду!
Чистились травой и лапами елок. Помогало плохо — больше растирали грязь с шинелей, чем счищали ее. Однако, в таких делах процесс важнее результата. Это Кондрашов понял еще по училищу.
И снова — в путь. До расположения они добрались лишь к обеду. Ротный убежал докладываться о прибытии, а взвода, замученные тяжелым переходом, снова улеглись на мокрую, истоптанную сотнями сапог траву.
Лес шумел. Шумел не ветром, не листвой. Он шумел гомоном сотен, а, может быть, тысяч голосов, ревом моторов, лязганием гусениц, ржанием лошадей. Дым полевых кухонь огромным полотенцем накрывал лес. Вкусно пахло — соляркой, осиной и кашами. Кондрашов слюну сглатывал, что было мочи. Слава Богу, ожидание продлилось недолго. Старший лейтенант Смехов вернулся и первым его приказом было:
— Покормить людей!
Взвода разбрелись по указанным местам и, вскоре, с удовольствием скребли ложками по котелкам.
— Уткин, а Уткин! — сказал Пономарев, вытирая стенки котелка свежим, недавно испеченным куском хлеба. — Это чего у тебя на ложке выцарапано?
— Имя, фамилия. Адрес еще. А что? — степенно сказал рядовой, тщательно прожевывая гречневую кашу.
— А это ты зачем сделал?
— Мало ли… — Уткин откусил хлеб, пожевал, подумал, добавил, — Мало ли… Потеряю еще. А тут и адрес домашний. Поди, пришлет кто домой?
— Делать нечего полевой почте, как твою ложку домой слать! — гоготнули бойцы.
— Эх… Сейчас бы грамм сто… — вздохнул Пономарев, укладываясь на землю.
— Грамм сто, товарищ сержант, получают бойцы частей, действующих в боевых действиях, — сказал лейтенант.
— А мы? Можно подумать, мы не действуем? — лениво ответил сержант, подставляя лицо под дождь.
— Еще не действуем. Мы, похоже, в резерве…
— Почта! Почта, мужики!
— Откуда почта? — удивился Кондрашов. Своего полевого номера они еще не знали.
Загадка открылась быстро. Оказывается, Рысенков получил письма на старый номер еще до отправки эшелона и раздавать письма не стал, дожидаясь прибытия на место. Теперь почтальоны бегали и раздавали треугольники и конверты бойцам.
— Степанчиков Иван! Здесь?
— Я!
— Корнеев! В каком взводу Корнеев?
— Здесь я!
— Туи… Туи… Туипбергенов!
— Тута я, таварища пачтальона!
— Васильев!
— Я! — гаркнул над ухом Кондрашова бас лениградца.
Самому лейтенанту письма не досталось. Ну, ничего… Будут еще. Хотя маленькая обидочка все же царапнула по сердцу. Кондрашов тут же подавил ее. Ну, в самом деле, война же идет! Ну не успело письма от мамы дойти. Почта же с перебоями работает. Дойдет еще. И от Верочки дойдет. Обязательно дойдет. Только вот… Надо первому ей написать. Он же тогда так и не смог ей сказать САМОЕ ГЛАВНОЕ. Вот она и не пишет. Впрочем, а чего ждать-то? Может быть, прямо сейчас написать?
Алеша Кондрашов схватился за свою командирскую сумку, стал расстегивать ее… Но вдруг передумал. А что ей писать-то? Вот когда в бой сходим, и фрицам наваляем, и медали получим за боевую отвагу и доблесть — вот тогда и напишем. А сейчас-то чего?
Размышления Кондрашова вдруг прервал крик. Страшный, утробный, дикий крик. Лейтенант вскочил, поправляя очки, и увидел…
Тот самый ленинградец Васильев бился на земле, сжимая огромным своим кулаком бумажный листочек:
— Ааааа! Аааа! ААААААА!
Он бил кулаками по земле и выл, выл, как воют только звери. Лейтенант оцепенел, увидав, как Васильев вдруг вскочил, схватил пулемет и побежал куда-то в лес. Сообразить успел лишь сержант, подставивший подножку бойцу. А потом прыгнул ему на спину и закричал:
— Помогайте!
Красноармейцы кинулись на помощь. Через несколько минут борьбы Васильев успокоился и глухо зарыдал, ткнувшись лицом в мокрую землю.
Лейтенант подошел к бойцам, удерживавшим Васильева и попытался разжать кулак. Получилось это с трудом. Пальцы рядового были сжаты стальной судорогой. Кондрашов пробежался взглядом по первым строчкам, написанным аккуратным девичьим почерком.
Побледнел.
Пономарев крикнул ему. Крикнул, совершенно не соблюдая субординацию:
— Да что там, лейтенант?
— Васильева к медикам. Я сейчас вернусь…
Кондрашов встал и пошел к политруку роты. Пошатываясь. Пономарев недоуменно проводил его взглядом, а потом скомандовал:
— Слышали приказ?
Бойцы связали руки и ноги Васильеву своими ремнями и потащили его в санбат…
Рысенков уже спешил на крики вместе с командиром роты:
— Кондрашов? Ну что тут у вас опять? — раздраженно рявкнул комиссар роты.
На слово опять комвзвода не обратил внимания. Он просто молча протянул письмо Рысенкову. Тот его взял, начал читать… Руки его вдруг затряслись.
Полночь, XXIII век. Человечество атаковано враждебной инопланетной расой. Разучившись воевать за три столетия мира, будучи не в состоянии защитить родную планету, земляне призывают на помощь фронтовиков из прошлого, самых умелых, отчаянных и беспощадных бойцов в человеческой истории – офицерский штрафбат Красной Армии, павший смертью храбрых триста лет назад, а теперь воскрешенный, чтобы вновь «искупать вину кровью».С Великой Отечественной – на Звездные войны! Со Второй Мировой – на Первую Галактическую! Из 1944 года – в открытый космос! На взлет идут штрафные батальоны!
Когда человечество в опасности, а отвыкшие от войн, избавившиеся от гена агрессивности земляне XXIII века не в состоянии противостоять инопланетному вторжению – кого звать на помощь? Кто спасет Землю от завоевания, а род людской – от поголовного истребления? Лишь те, кто однажды уже уберег Европу от геноцида и «коричневой чумы». Лучшие бойцы всех времен и народов, закаленные в горниле самой страшной войны в человеческой истории. Русский штрафбат из 1944 года. Смертники, «искупившие вину кровью», павшие в ХХ веке – и воскрешенные 300 лет спустя, чтобы отстоять уже не только Россию, но всю планету.
Первые семь дней после переноса территории бывшего СССР из октября 2010 года в 22 июня 1941 года – глазами разных людей: от безработного и пенсионера, до главы районной администрации и сотрудника прокуратуры. Непохожие герои, диаметрально противоположные убеждения, уникальные судьбы – в фантастических обстоятельствах.
На самом деле я не воевал и не служил. Так случилось. Однако война живет в сердце и крови с весны 1996 года, когда я впервые на ней побывал. На Волховском фронте, весной 1942 года. Я не оговорился, я попал на ту войну в качестве похоронной команды. Обычно нас называют поисковиками, однако мы именно похоронная команда. С тех пор я так и остался на той войне. Лезнинский плацдарм, деревня Пёхово, плацдарм Водоса, болото Невий Мох, Мекензиевы горы… 59-ая армия Волховского фронта, 1 МВДБ Северо-Западного фронта, Приморская армия 4-го Украинского фронта.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.