Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944 - [23]

31 августа для рассмотрения складывавшейся обстановки в ставку, в Миккели, прибыли Р. Рюти и генерал К. Р. Вальден. По словам К. Г. Маннергейма, после обсуждения письма В. Кейтеля было решено сообщить ему об отрицательном отношении к форсированию финскими войсками реки Свирь. В свою очередь командованию Карельской армии было решено дать указание «с наступлением не спешить». Для генерала Хейнрикса это распоряжение не являлось, судя по всему, неожиданным. Еще 19 августа в беседе с маршалом он заметил его «удрученность» в силу замедлившегося наступления на Ленинград с юга немецких войск группы армий «Север».[194] Маннергейм уже не склонен был проявлять торопливости. В данном случае имелись в виду, как военные соображения, так и политические.

Между тем, к концу августа сложилась обстановка, когда немецким войскам все же удалось вплотную приблизиться к Ленинграду, выйти к юго-востоку от него к берегам Невы и перерезать все железнодорожные магистрали, связывавшие город со страной. Форсировав Неву, командование группы армий «Север» рассчитывало замкнуть кольцо окружения вокруг Ленинграда и ждало от Финляндии решительных действий. Как пишет Маннер-гейм в своих воспоминаниях, снова последовало настойчивое «предложение», чтобы «мы участвовали в наступлении на Петербург». К тому же выдвигалась идея подчинения всех войск, нацеленных на блокирование Ленинграда, единому высшему командованию.[195]

Как же поступил после этого Маннергейм? Уже накануне выхода финских войск к реке Сестре, он отдал приказ о форсировании ее сразу и продолжении наступления. «Старая государственная граница на перешейке достигнута… — говорилось в его приказе, — нам надо вести борьбу до конца, установив границы, обеспечивающие мир».[196] В соответствии с этим части и соединения финской армии уже 1 сентября стали пытаться прорвать оборону советских войск. Более того, финским частям, все же удалось в ряде мест пересечь старую государственную границу и частично продвинуться к Ленинграду. Один из финских авторов — О. Антила писал, что в это время начали уже передавать Ленинграду «приветы», пытаясь обстреливать город из артиллерийских орудий.[197] Но, по его словам, такие обстрелы имели символический характер, поскольку «снаряды все же не достигали Ленинграда».[198] Командующий немецкой группы армий «Север» В. Лееб высказывался тогда за то, чтобы финские самолеты бомбили Ленинград. Но в силу того, что 5 сентября была установлена, по согласованию с германским командованием, разграничительная линия, предусматривавшая действия ВВС Финляндии на Карельском перешейке не далее 10-ти км от линии фронта, то финская авиация стала летать в этой ограниченной зоне.[199]

Чтобы побудить Маннергейма к максимальной активизации финской армии при ведении наступления на ленинградском направлении, 4 сентября в Миккели прилетел ближайший помощник Кейтеля генерал-полковник А. Йодль. Там, в ставке, он вручил Маннергейму высокие «награды фюрера» — все три степени «Железного креста». Йодль в переговорах с маршалом подтвердил намерение немецкого командования обойти Ленинград с востока, наступая в тыл Карельского укрепленного района. Цель — уничтожить Ленинград — не отвергалась. От Финляндии требовалось продолжить наступление на Карельском перешейке и к Свири. По поводу всего этого генерал Туомпо записал в своем дневнике: «Главнокомандующий выразил благодарность за доклад и сказал, что мы уже пересекли старую границу на Перешейке. Продолжаем продвижение к укрепленному району… Иодль был по этому поводу исключительно доволен… Сегодня объявлен приказ главнокомандующего № 13… о сражении до победного конца».[200]

О серьезности обстановки, складывавшейся в это время к северу от Ленинграда, и нарастающей опасности с северного направления, свидетельствовала усилившаяся озабоченность руководителей обороны города. Это отчасти прослеживается по отрывочным фразам в записных книжках А. А. Жданова, сохранившихся в его личном архиве. Проявляя большую тревогу в связи с попытками финских войск перейти рубеж реки Сестры, он акцентирует на этом особое внимание. Без подробных пояснений на одной из страниц содержится довольно выразительное восклицание: «Район Сестрорецка!».[201] Понять это можно, знакомясь с воспоминаниями генерала А. И. Черепанова, назначенного командующим 23-й армией взамен недолго находившегося на этом посту генерала М. Н. Герасимова. «Вступив в командование 23-й армией, — отмечал Черепанов, — я почувствовал, как велика опасность прорыва вражеских сил к Ленинграду с севера». О критическом положении, складывавшемся на исходе 2 сентября, он писал: «возникает опасение за сегодняшнюю ночь… Противник вновь все свои усилия направил на овладение Белоостровом и выход на шоссе в целях, очевидно, обхода и окружения УР (укрепленного района — Н.Б.) с юга-запада».[202] Действительно, 3 сентября финским частям удалось захватить Старый Белоостров и ряд других населенных пунктов за рекой Сестрой,[203] в результате чего возникла угроза обхода укрепленного района. В этот критический момент военный совет фронта и командование Северо-Западного направления стали принимать экстренные меры, чтобы не допустить захвата финскими войсками Сестрорецка. А. А. Жданов по телефону срочно связался с командармом 23-й армии. «Товарищ Черепанов, услышал я его усталый, но твердый голос, — вспоминал генерал, — ленинградцы болезненно переживают потерю Белоострова. Постарайтесь вернуть его».