Блокада. Книга четвертая - [3]
История знает достаточно примеров, когда социал-демократ выражал взгляды куда более реакционные, чем обладавший умом и дальновидностью представитель крупной буржуазии.
Так или иначе, но миллионер Бивербрук занимал позиции гораздо более определенные и последовательные, чем лейборист Криппс, когда дело касалось реального военного сотрудничества Англии и Советского Союза.
Для Криппса же вопрос о втором фронте стал вопросом его личного престижа. Поэтому сейчас он настоятельно требовал, чтобы ни Гарриман, ни уж во всяком случае Бивербрук не вступали со Сталиным в дискуссию на эту тему, даже если он ее затронет, а предоставили бы действовать ему, Криппсу.
На широком, сплошь изрезанном морщинами лице Бивербрука застыла ироническая усмешка.
Криппс с раздражением перевел свой взгляд с него на Гарримана, сделал короткую паузу и, уже ни к кому в отдельности не обращаясь, сказал:
— И последнее, джентльмены. Не исключено, что Сталин вообще предпочтет уклониться от встречи с вами и поручит провести беседу Молотову. В этом случае, — он слегка скривил свои тонкие губы, — я завидую вам еще меньше. Если Сталин при желании может обсуждать любые аспекты ведения войны, то с Молотовым это исключается. Он будет держаться точно в рамках полученных инструкций. От сих до сих.
Во время длинной речи Криппса, сначала торопливой и встревоженной, а затем нарочито монотонной и менторской, Бивербрук и Гарриман молча и безучастно смотрели в пространство. Им было скучно слушать посла. Всё, за исключением, пожалуй, положения на фронтах, которое, если сведения Криппса верны, оказалось еще хуже, чем они себе представляли, было хорошо им известно.
Что же касается ссылок Криппса на инструкции, то и Бивербрук и Гарриман принадлежали не к тем, кто покорно выполняет инструкции, а к тем, кто их создает.
Эти люди не испытывали никаких симпатий к коммунизму. Но они умели смотреть вперед и не всегда подчиняться законам той элементарной социальной логики, которая диктует стереотипные решения.
И темпераментный, циничный, любящий выпить и щегольнуть грубым, простонародным словцом газетный магнат лорд Бивербрук, и волевой, холодный, сдержанный в речах Гарриман, конечно, знали цену точному расчету, знали, что без учета конъюнктуры экономической и политической, без анализа соотношения сил как в своих собственных странах, так и в других, в тех, на которые прямо или косвенно распространялась власть или влияние их банков, их газет, их армий, их государственного аппарата, достигнуть поставленной цели невозможно.
В правительственных кругах Англии и Америки было немало людей, способных к подобного рода тщательной калькуляции. Но большинство из них как бы завораживала мысль, что Гитлер является самым решительным, самым агрессивным и лучше всего вооруженным врагом коммунизма. Тех же, кто умел смотреть глубже, было значительно меньше. Но именно к этому меньшинству принадлежали Бивербрук и Гарриман, убежденные, что, как ни парадоксален союз с большевистской Россией, которую их правительства совсем недавно с радостью готовы были с головой выдать тому же Гитлеру, этот союз необходим теперь, когда уже не оставалось сомнений, что фюрер явно стремится к мировому господству.
И в Англии, ведущей борьбу непосредственно за свое существование, и в далеких от поля битвы Соединенных Штатах теперь уже понимали, чем грозило бы резкое изменение соотношения сил в Европе, если бы Гитлеру удалось добиться победы на Восточном фронте.
В том, что Советской России сейчас надо помогать, сомнений не было. И конечно же не для того, чтобы вести со Сталиным риторические споры о втором фронте, предприняли Бивербрук и Гарриман свое путешествие в Москву. Тем более что они отлично знали: ни в сорок первом, ни в сорок втором году такой фронт не откроется.
Они были деловыми людьми. И если месяц назад представитель Рузвельта Гопкинс посетил Сталина прежде всего с целью убедиться, что Россия, несмотря на серьезные неудачи в первые недели войны, готова продолжать борьбу с Гитлером до победного конца, то главная цель поездки Гарримана и Бивербрука была более конкретной: предложить Сталину материально-техническую помощь.
Нет, никак не для дискуссии о втором фронте, которой так опасался этот самолюбивый и претенциозный Криппс, приехали в Москву Гарриман и Бивербрук. Другие проблемы требовали хорошо продуманного решения. Даже если Россия выдержит новый натиск врага и в конце концов сумеет перейти к наступлению, то как долго продлится эта война? И каков должен быть размер англо-американской помощи Советскому государству?
Да, сегодня и Соединенные Штаты и Англия заинтересованы в победе России. Но так ли уж необходимо, чтобы эта победа пришла возможно скорее? Не лучше ли, если, отвлекая немецкие войска с Западного фронта на Восточный и обеспечивая тем самым «непотопляемость» английских островов, Советский Союз будет воевать долгие годы и обретет желанную победу лишь при последнем издыхании?
Но если высшая цель состоит именно в том, чтобы послевоенный рассвет встретили поверженная, разгромленная Германия и обессиленная, обескровленная Россия, то и размер помощи, оказываемой сейчас, необходимо тщательно скалькулировать, чтобы он был «не меньше», но и «не больше»…
Первые две книги романа «Блокада», посвященного подвигу советских людей в Великой Отечественной войне, повествуют о событиях, предшествовавших началу войны, и о первых месяцах героического сопротивления на подступах к Ленинграду.
Пятая книга романа-эпопеи «Блокада», охватывающая период с конца ноября 1941 года по январь 1943 года, рассказывает о создании Ладожской ледовой Дороги жизни, о беспримерном героизме и мужестве ленинградцев, отстоявших свой город, о прорыве блокады зимой 1943 года.
Третья и четвертая книги романа «Блокада» рассказывают о наиболее напряженном периоде в войне — осени 1941 года, когда враг блокировал город Ленина и стоял на подступах к Москве. Героическую защиту Ленинграда писатель связывает с борьбой всего советского народа, руководимого Коммунистической партией, против зловещих гитлеровских полчищ.
Первые две книги романа «Блокада», посвященного подвигу советских людей в Великой Отечественной войне, повествуют о событиях, предшествовавших началу войны, и о первых месяцах героического сопротивления на подступах к Ленинграду.
Новый роман писателя А. Чаковского «Победа» связывает воедино две великие исторические вехи — лето 1945 года, когда в Потсдаме разыгралась политическая битва за обеспечение прочного мира после окончания войны, и лето 1975 года, когда в Хельсинки руководители 33 европейских стран, а также США и Канады подписали Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.Действие романа начинается в Хельсинки, куда прибывает советский журналист Воронов; основу первой книги составляет рассказ о подготовке к встрече в Потсдаме и ее первом дне.Используя огромный документальный материал, писатель воссоздает атмосферу встречи, а также живые портреты главных ее участников: Сталина, Черчилля, Трумэна.В «Победе» А.
Политический роман писателя А. Чаковского «Победа» связывает воедино две великие исторические вехи – лето 1945 года, когда в Потсдаме разыгралась политическая битва за обеспечение прочного мира после окончания войны, и лето 1975 года, когда в Хельсинки руководители 33 европейских стран, а также США и Канады подписали Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе.Действие романа начинается в Хельсинки, куда прибывает советский журналист Воронов; основу первой книги составляет рассказ о подготовке к встрече в Потсдаме и ее первом дне.Используя огромный документальный материал, писатель воссоздает атмосферу встречи, а также живые портреты главных ее участников: Сталина, Черчилля, Трумэна.В «Победе» А.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.