Близнецы - [37]

В той веренице поездов, сцепившихся как в один, где за окном пейзаж

– поленница – поля да будущие дрова, восставшие д? неба частоколом, отражаются мигом в дверях купе, которое выкупи целиком – не гарантия от подсадки, прививки памяти в узелках, тюках и фибровых чемоданах вранья попутного, непутевого, вплоть до темени, тьмы перрона, что разлучит нас с тобой, аминь, – именно там и тогда я понял, что разлука, начавшаяся на рельсах, наконец, подошла к своему концу, то есть ружья, развешанные по дому прихотливой рукой судьбы, по ее же взмаху к стрельбе готовы, и нам осталось лишь выбрать цель или просто слиться самим в одну, тень лица, читай, близнеца мишени, с легким выходом на финал.

1991

С именами мы поступили просто. Каждый имел в запасе два: надевая нужное, ненужное – зачеркнуть. Кого бы из двух (мы ходили порознь) ни встретили журналисты – они видели бедного парня Джорджа, которого

Лева умел играть не хуже, чем я в баккара и покер, а провалы в его репортерской памяти покрывались контузией, как броней.

Какой бы вам привести пример? Обойдетесь и без примера. Бывало, что, покидая дом, я сам не знал, кем сегодня буду, как если бы шел подменять себя на сам не в курсе какой экзамен.

Если правильно посчитать, то мои знакомцы встречались реже – военные репортеры, наводнившие регион, хорошо если помнили это имя – журналистский корпус уже сменился на этих новых кому за дцать.

Знакомые Льва разделялись мною по внешнему виду и языку. Малая часть, говоря с акцентом, жила с глазами больных собак – конечно, чаще встречалась чумка, но и бешеных брошенных до хрена: диверсанты и инженеры, легионеры, инструктора, немцы, чехи, румыны, персы, палесы в шахматных куфиях, золоченые азиаты и цыгане любых пород – все они были из прежней жизни, Левиной, не моей, говорили мало, сидели долго, почти не трогали алкоголь. Лёвка, когда их не мог принять, посылал со мной своего китайца – тот уверенно страховал, больше памятью, чем оружием, хотя по-всякому получалось, лучше не вспоминать.

Разговоры шли о чужих маршрутах, о документах и о смертях, которых вокруг становилось больше – разлагаясь, чудище потравило своих лучших сторожевых. Но чаще всего в тех пустых квартирах – агент проявлен, argentum смыт – речь велась о несметно больших деньгах, о счетах в забытых богами банках, о бесценных раньше, но обесцененных чьих-то акциях и долгах. Меня всего распирало со смеху пузырьками французской воды Perrie – так казались тогда нелепыми миллионные table-talk с этими рыцарями прыща, позолоченных Rollexoв, сбитых туфель, от которых явственно – za verstu – невыносимо несло казармой, дерматином очередей, перестрелками в подворотнях и дешевым бренди – брехней легенд. Впрочем, было такое время, что даже им иногда везло – золотые залежи инвалюты ликвидированных торгпредств, нефтяные фракции, мазь мазута, мертвые души совместных фирм – вся эта красная ртуть распада липла к чистым рукам ЧеКа, к генеральским пролежням, к секретаршам, к атташам по культуре народов дна, к джинсоварам и водкогонам, комсомольцам и челнокам.

Напротив неровного строя слоя, нет, класса разбогатевших неучей, второгодков, еще не ставших тогда банкирами, депутатами или кем, – поднималась в рыжих цепях шеренги, в триколоре первого адидаса и с морщинами на загривках за ненадобностью во лбах – бах! вах! нах! – овладевшая лексиконом и державшая на кону золотые зубы законов зоны и одну икону про мать родну… ладно, остановились. Вторая группа партнеров Левы была, попросту, блатотой, хотя мы звали их чаще

“улицей”, “отморозками”, “чертовней”. Встречаясь порой для разбора дела с лучшими из таких, даже я, свою детскую жизнь на юге презиравший нестираные фуфайки и отутюженный клеш блатных, отрыгивал горькую ностальгию по былым “законникам” прошлых лет, с их колодезным юмором, ложной честью и умением умирать. В этих же современных грудах формованного белка было слишком мало тяжелой кости, полезной злости и стиля – ноль, так что в наших с Левой горячих играх в топку сбрасывали блатных. Оставшимся приходилось оплачивать подвиг втрое, но “все, что за деньги, считай – задешево”, любил повторять мой упрямый брат, а что у нас, кстати, тогда с деньгами?

– Деньги, деньги… Немного есть. Но можно еще заработать новых.

Экономические санкции должны оставаться в силе

(Сенат США, 18 июня 1992)

Де Кончини (сенатор): Господин президент, я был поражен статьей господина Солей, появившейся во вчерашнем “Washington Times”. Речь идет о неприкрытых попытках освободить находящуюся в Белграде фармацевтическую компанию ICN-Galenika Pharmaceutical Co. от санкций

Министерства Финансов. По странному стечению обстоятельств, Galenika принадлежит Милану Паничу, американцу, выдвинутому Сербской

Социалистической Партией на пост премьер-министра того, что осталось от Югославии. Очевидно, эта компания испытывает неудобства и, возможно, даже несет убытки от установленных ООН экономических санкций против Сербии и Черногории. Напомню, что эти санкции введены в ответ на войну, развязанную против независимой Боснии-Герцеговины, войну, жертвами которой стало, в основном, мирное население.