Близнец для президента. Роман с музыкой - [8]

– А ход с Рязанцевым?! – встрял обидчиво худощавый. – С депутатом-то…

– Да! – цокнул языком коренастый. – Действительно, ход конем. Но… слишком уж – это… – пальцы нетерпеливо щелкнули, но слово нужное не явили, – индийское кино, короче.

Худощавый несогласно ёрзнул.

– Не, ты ж смотри, что пишут! – вытянул коренастый свежий номер «Московского гонца» и припечатал лапой как кувалдой.

Худощавый судорожно сглотнул и осторожно подтянул к себе еженедельник.

– В лесополосе, на задках его дачи, – продолжил коренастый, комично ломая интонацию, – находят тело беременной молодухи – из тмутаракани. Со вспоротым животом, однако. Причем! – уже явно кривляясь, он подвесил на вздернутом пальце мхатовскую паузу. – Причем фотки этой молодухи, еще живой и здоровой, находят… в спальне депутата. И – опаньки! – тут же – ворох ее писем с угрозами: «не дашь миллион, поганый родак, опорочу!» А молодуха и впрямь – одно лицо с депутатом, и сличать не надо – одна порода, по фоткам видно. Отцом, стало быть, при рождении – брошена, скверным бытом в своей тмутаракани – растоптана, подалась после смерти матери в мстители народные, в духе времени. И – не выдержал наш Олег Анатольевич, – сорвался! Самолично деваху зарезал (на ножичке его «пальчики» обнаружены). А затем и себя с горя кокнул, иуда! Так что, – перевел дух коренастый, – для бразильского сериала – оно и неплохо. Но в нашем деле, – в его голосе зазвенел вдруг металл, – такие сложности ни к чему. Стареет наш Волк – на мелодраму потянуло. А у спецов его профиля – иной жанр.

– Впрочем, – постучал он пальцем по разверстым листам еженедельника, – вердикт предварительного следствия обнадеживает: самоубийство. Застрелился наш Олег Анатольевич, не вынес гласности, убивец, – в хищном оскале мелькнуло одобрение.

Худощавый расслабленно улыбнулся.

– В общем, браток, дуй в творческий отпуск, – опустил его на землю коренастый. – На Кавказские Минеральные Воды. В славный городок Семигорск. Если что – обойдешься с Волком без церемоний. Но это в крайнем случае. Крайнем! Твоя цель – его выкормыш… За недельку, думаю, управишься, – подмигнул он. – По возвращении – доложишь. Лично, – поднял тяжелые веки коренастый. – Удачи!

«Да, – пятясь к двери, задумался худощавый, – удача не помешает». И тут же суеверно сплюнул. Он вспомнил вдруг растерзанный труп чистильщика, посланного несколько лет назад по душу Волка. И содрогнулся. Прямой контакт с Волком не сулил ничего хорошего.

Глава IV

Евгений

Семигорск, март 2008 г.

Верка глупо хихикнула. Как обычно при нежданной встрече. После развода мы виделись лишь случайно, напарываясь друг на друга как слепые шары на бильярдном поле. И – оторопев – разбегались. Каждый – в свою лузу.

Но сейчас я не спешил ретироваться: о состоянии ее брата-близнеца я знал лишь опосредственно. А ведь коллега, как никак. Да еще и родственник, хоть и бывший.

Про то дело – о наезде на известного репортера («молниеносный таран», «с выключенными фарами на пешеходной части бульвара») не слышал только глухой. Леху спасло чудо – он успел бросить свое тело за каменный угол портала. Но правую ногу все же смело. Врачи, говорят, чинить упарились. А виновный, преступник то есть, бесследно скрылся. Лишь случайный ночной прохожий успел заметить темную тушу «мерина» и своевременно вызвать «скорую». Алексея спасли.

– Для Лехи? – кивнул я на разверстую сумку на длинных ручках, откуда торчала связка бананов и хвост ананаса.

Она вновь скомкала смешок и кивнула.

– Как он?

– Получше. Вчера уговорил врачей отпустить. Что дома в гипсе лежать, что в больнице. Но дома ж лучше?.. – от незабудок в глазах защемило в груди.

– Леха у тебя? Или…

– Без «или», – напряглась она. – Что ему делать в пустой квартире?

Я машинально кивнул. Но взгляд просочился сочувствием. Я все же любил ее… По-своему, конечно. Как несбыточное желание… Как сияющую радугой планку надежд, рухнувшую от тяжелой поступи Рока. Теперь все кончено – знаем оба. Но где-то в душе порой прозванивает: а вдруг? а вдруг?! Вопреки?..

– А Катя? – невпопад выпалил я: сплетни разносятся быстро.

– А что Катя?! – вдруг ощерилась Верка, и я сразу узнал ее – ту, издерганную, «предразводного периода»… – Стерва она, эта Катька. Тут же на курсы какие-то там намылилась – повышать ква-ли-фи-ка-а-цию, – кривя рот, выплеснула Верка. – Из столицы звонит. Раз в неделю. А Лешка… Подушку зубами рвет. Дурак! – уже рявкнула она, поддав коленом свою набитую сумку.

Сумка завертелась, скрутив в петлю длинные ручки. А Верка завелась уже основательно, футболя коленом ни в чем не повинную поклажу.

– А журналюги?! Кол-леги, блин!.. – незабудки проросли колючкой, бирюза переплавилась в агат, взгляд опалил лицо.

Я отшатнулся. Невольно. И вылупился: да тут в каждом зрачке по лазеру… Ау! Стивен Кинг, не зевай!

А Верка, жуя губы, все продолжала пинать сумку:

– Попрыгали кол-леги с недельку, покричали – каждый со своего рупора и с концами. Жив, дескать, и ладно… А то, что Лешке еще с месяц бревном по кровати ерзать!..

Она вдруг осеклась и вздернула взглядом мою ошалелость: сухие глаза уже били током.

– А если… Если Лешку добьют? Те… Кто устроил таран, – тихий механический голос сошел на нет. Заряд кончился. Верка застыла.