Ближний бой - [3]

— Идем, — Андрей подхватил его за плечо. — Блокпост недалеко.

Беляев чувствовал, что сойдет с ума, если хотя бы на минуту задержится в этом страшном подвале. Андрей потащил его вверх по ступенькам. Они вышли под открытое небо, по которому ползли черные грозовые тучи, скапливаясь на западе. Бой в городе не затихал. Вспышки прочерчивали темень то справа, то слева. Где-то глухо взрывались снаряды и почти непрерывно, один за другим, принимались строчить автоматы.

Андрей донес Олега до угла. Здесь они сделали передышку. Голень горела огнем, ноги отказывались повиноваться.

— Нет, больше не могу, — прошептал Беляев пересохшими губами.

— Надо дойти хотя бы до того дома! Здесь мы на самом виду…

— Иди один…

— Кончай дурить, — с каким-то остервенением Андрей взял его под мышки и поволок по разбитому асфальту.

Они все время держались в тени какого-то здания. Мозг Олега судорожно, из последних сил, цеплялся за нити реальности. Впереди показалась распахнутая дверь. Они пролезли в нее, а потом наступила могильная тишина. Олег видел вспышки, голову Андрея рядом с собой. Дальше они поползли. Андрей что-то говорил. Беляев видел его шевелящиеся губы, но ничего не слышал: в ушах стояла мертвая тишина. Андрей остановился. Его лицо было красным. И все вокруг стало красным в этой липкой, застилавшей глаза пелене. У Олега уже не было сил разжать зубы и сказать, что он ничего не слышит. Он только отрицательно покачал головой. Тогда Андрей снова взвалил его себе на спину и пополз…

…— Живи пока у нас, — старик хлопнул Беляева по колену. — Квартирка маленькая, но ничего, поместимся. Я уж привык спать на кухне.

Он снова плеснул себе водки и выпил. Потом, сокрушенно мотая головой, взялся за ботинок с оторванной подошвой. Лена все еще стояла в дверях. Взгляд Олега задержался на ней, и она, потупившись, отвела глаза. На ее овальном личике проступила легкая краска.

Беляев перевел взгляд на окно. Было еще светло. В лучах вечернего солнца ярко зеленела листва тополей.

— Где находится этот пункт? — спросил он.

— А здесь, недалеко, на Профсоюзной…

* * *

Над кишащей машинами улицей висело пыльное марево. Солнце жарило немилосердно. У метро было особенно многолюдно. Толпа, выходя из подземного перехода, валила мимо киосков, столов с выпечкой, книгами, цветами. Еще раз взглянув на бумажку с нарисованным планом, Беляев подошел к угловому многоэтажному дому. Первый этаж занимал магазин модной одежды. Сбоку возле дома имелся свободный пятачок, где стояло несколько машин, в основном иномарок. Здесь же, на углу, виднелись зарешеченное окно и закрытая дверь, над которой красовалась яркая вывеска: «Обмен валюты». Маленький бумажный квадратик на двери сообщал, что пункт закрыт «по техническим причинам».

Значит, это было здесь, подумал Олег, оглядываясь. А вот и пятна крови на асфальте, их так и не отмыли толком. Николай Петрович говорил, что Андрей лежал у самой двери, справа. Выходит, эти пятна — его кровь…

Олега замутило. Сердце отчаянно забилось и было готово выпрыгнуть из груди. Перед глазами вновь встала слепящая тьма чеченской ночи. Усилием воли Беляев отогнал от себя подступающий кошмар. Медленно, как в гипнотическом трансе, он подошел к цветочницам. Купил четыре красные розы и возложил их на место гибели друга. При этом его вдруг пронзила мысль, что кровь, растекшаяся на асфальте, является их общей кровью. В госпитале, куда доставили Олега, ему делали переливание. И первым, кто дал ему кровь, был Андрей.

Подавив в себе воспоминания, Беляев выпрямился. Постояв минуту, он двинулся прочь от этого зловещего места.

Проходя мимо торговок цветами, он остановился, услышав их разговор о недавнем происшествии у обменного пункта. Торговки видели, как Олег положил цветы, и, проникнувшись к нему сочувствием (видать, убили кого-то из родных!), принялись наперебой рассказывать ему о случившемся. Оказалось, что они работали здесь в тот злосчастный день и все видели.

— Бандюги подъехали, когда деньги из обменки выносили, — говорила тощая черноволосая дама лет двадцати пяти, держа на отлете дымящуюся сигарету. — На «Жигулях», «восьмерка», кажется, да? — обернулась она к товарке.

— «Восьмерка», «восьмерка», — закивала та, — а из нее выскочили трое в черных масках и давай палить.

— Их вообще четверо было, — перебила ее черноволосая, — четвертый был за рулем, в машине остался. Мы, как услышали выстрелы, так перепугались! Маринка вообще на землю легла!..

— И правильно сделала, — заметила подошедшая послушать разговор третья торговка. — А то могло и убить шальной пулей.

— Из обменки вышел охранник, так его тут же и убили, — затянувшись сигаретой, продолжала черноволосая. — Он лежал, истекал кровью, а они в это время стреляли по машине инкассаторов! Страху-то было! Шофера застрелили, потом стали из машины к себе в «Жигули» мешки с деньгами перекидывать…

— Я не выдержала и кричу: милиция! милиция! — заговорила вторая цветочница. — Так ни одной милицейской рожи не появилось! Только когда они уехали, менты пожаловали!

— А они всегда так, — сказала черноволосая. У уличных торговок, как видно, были веские причины не любить московскую милицию. — Как нужно бандитов ловить, их нет, а лицензию на торговлю по три раза в день проверять подходят!