Ближний берег Нила, или Воспитание чувств - [47]

Нил неглубоко затянулся и украдкой, из-под руки посмотрел на остальных — не наблюдают ли за ним, не ждут ли, когда он рванет в сортир или к балкону, чтобы потом беспощадно осмеять? Но нет, похоже, им не до него — Джон чуть не пополам сложился на стуле, самозабвенно сосет кулак, в который зажата папироса с травкой. Линда с Ринго ставят друг другу «паровозики» и хихикают о чем-то о своем. Все честно.

— Не… это… — Линда взглянула на него с ободряющей улыбкой. Вообще-то он хотел сказать, что не берет его кавказская ботаника, но слова почему-то застревали в горле и не хотели наружу. — Вот, — бессильно резюмировал он.

— И хорошо, — сказала Линда и подернулась розовой дымкой.

Нил протянул нетвердую руку за кусочком дыни, но тот неожиданно ожил, в два прыжка перемахнул через стол и плюхнулся на пол.

— Ломанулся, — глупо хихикнув, констатировал Нил.

— Как черепашка из вольера, — поддакнул Джон.

— Черепашка — зверь безвредный! — изрек Нил, гордясь своей мудростью. Все важно закивали.

— А трубка твоя сгорела, — патетически продолжил Нил. — До уголечков. И фирма «Данхил» по-другому пишется, я узнавал…

Ринго с виноватым видом покачал головами.

— А я сейчас стихи почитаю, — неожиданно предложил Джон и надолго замолчал.

— Это было твое лучшее стихотворение, — прервал затянувшуюся паузу Ринго.

— Кофе хочу, — заявил Нил и попытался встать.

— Кофе сейчас не надо, — сказал Ринго. — Кофе только кайф выбьет. Лучше мы еще вина выпьем, а тебе, как непьющему, вот это. — Он протянул Нилу маленький красноватый пузырек, до половины заполненный какой-то густой жидкостью. — По две-три капельки в каждую ноздрю. Нормальный полет гарантирую.

— Эй, а мне? — Джон протянул к пузырьку тощую руку, по которой Ринго несильно хлопнул.

— Ты что? — Джон обиженно затрепетал ресницами.

— А ты и винцом догонишься, — небрежно проговорил Ринго. — Имей совесть.

Джон начал канючить, но выпросить сумел только еще одну папироску, которую мрачно засунул за ухо и прикрыл черной сальной прядью.

— Ну, на старт! — скомандовал Ринго, разливая по стаканам…

— Что-то стало зябко…

Нил медленно поднялся, намереваясь прикрыть окно. Но, подойдя вплотную, передумал, снял с больничной кровати покрывало, набросил на плечи, придвинул кресло к окну и сел. Дотянулся до тумбочки, достал новую свою трубочку, принялся набивать…

— Третий час, однако… — бормотал он, трамбуя табак. — Однако…

Проглючило меня тогда не слабо. Ни черта потом не мог вспомнить… А вот теперь, кажется… Кажется…

Нил щелкнул зажигалкой…

III

Он шел по желтой песчаной дороге, извилисто струящейся между ароматных лиственниц, озаряемых мягким закатным солнцем. Оно напоминало спелый лоснящийся апельсин на голубой скатерти неба с жемчужной каемочкой облаков, будто нарочно придуманных для того, чтобы солнышко могло тактично ретироваться за них при первом же подозрении на причиненное кому-либо неудобство.

Дорожка полого забирала вверх, уводя Нила к зеленому холму, увенчанному величественным зданием с куполом цвета слоновой кости. Отсюда трудно было точно определить размеры дома, но он казался огромным. Сбоку от холма тянулась глубокая расселина, окаймленная деревьями. Из нее с шумом низвергалась голубая пенная вода, устремляясь в ровный, окаймленный розовым камнем канал, параллельный дорожке, по которой шел Нил.

Он приблизился к каменной стене высотой метров пять, сложенной из плит черного мрамора. Прямо перед ним возникли широко раскрытые бронзовые ворота с орнаментом из цветов и дубовых листьев. Нил постоял немного, полюбовался воротами и вошел.

За воротами раскинулся дикий парк, где вольготно и бесстрашно резвились разные звери. Всего в полусотне шагов от себя Нил увидел громадного тигра, который, вытянув шею, подкрадывался к стаду изящных прозрачных антилоп. Антилопы навострили уши и, перебирая ножками, похожими на стеклянные палочки, грациозными прыжками устремились в невысокую рощицу, откуда немедленно поднялась в воздух многоцветная стайка фазанов. В свете неяркого солнышка их крылья напоминали осколки старинных витражей. Тигр обернулся, одарил Нила улыбкой чеширского кота и лениво потрусил в чащу, «И тигры сыты, и лани целы…» — подумалось Нилу, и стало еще спокойней и блаженнее.

Он поднялся еще немного и оказался перед тщательно постриженной живой изгородью из густого темно-зеленого кустарника. Живая стена едва достигала Нилу до пояса, зато в толщину доходила метров до пяти. Дорожка, на которой стоял Нил, перед самой изгородью резко ныряла вниз, переходя в широкую и пологую лестницу, выложенную черным мрамором с голубыми прожилками. Кустарник смыкался над головой, образуя своего рода сводчатый потолок в этом пешеходном туннеле, напоминающем безлюдный переход в метро. Полированные каменные стены туннеля были испещрены узорами из геометрических фигур, а шагах в двадцати от входа прямо на уровне глаз Нил увидел голубую табличку, многократно усиливавшую впечатление сходства с метрополитеном. Белые буквы на табличке образовывали два слова:

«УЛИЦА СЛАДКОГО». Нил прочитал, хмыкнул и пошел дальше.

Вскоре он поднялся по мраморным ступенькам и оказался в широкой кедровой аллее, завершающейся крутым мостиком через ручей. Дальний конец мостика упирался в резную деревянную беседку, похожую на китайскую пагоду. Скамьи вдоль стенок беседки были обиты красным шелком. Вокруг беседки раскинулась идеально ровная лужайка, испещренная многоцветными и многофигурными клумбами, дорожками, обрамленными ровными рядами цветущих кустарников или невысоких деревьев, аркадами, увитыми плющом, виноградом и розами. Самая широкая дорожка, безукоризненно прямая и ровная, присыпанная мельчайшим полупрозрачным гравием, искрящимся, как самоцветы, под нежными косыми лучами солнца, начиналась сразу за беседкой и с плавным подъемом перетекала на противоположный конец лужайки, на вершину холма, где и стоял увенчанный куполом дворец.