Ближневосточное время - [3]
Временной – в небо,
А под ногами пустыня —
Лица пустые,
Руки шипами розы,
Розовый воздух.
И на цветке заката —
Вечности капля.
Весна врывалась в дверь открытую,
Повисли соловьи над лесом,
И ветер весело насвистывал
Забытую за зиму песню.
И пахли, забываясь пламенно,
На тонких ножках, как впервые,
У каждой придорожной впадины
Простые маки полевые.
И наливаясь, как озимые,
Душа в стремленье лип коснуться
Меняла сапоги резиновые
На крылья бабочек-капустниц.
Писал апрель такими красками,
Такою первозданной силой,
Что чувствовал себя лишь пасынком
Поэт и плакал… от бессилья.
Накрапывают краски
Дождем весенним наспех
На дом и на качели,
Смычок виолончели,
На всякий род занятий,
На брюки и на платья,
На грусть и расставанье,
На встречи и признанья,
На день и год недели,
На песню колыбельную
Накрапывают разом…
И все меняют сразу.
Лепестком атласным к руке —
Роза красная на стебельке,
И похожа она на дом —
Вот бы жить в таком день за днем
Чтоб на завтрак – бокал росы,
Чтобы день на руках носил,
Чтоб нырять в этот дом пчелой,
Добывая там мед земной.
Чтобы радость в дому – всегда,
Чтоб над домом – моя звезда,
Чтоб качал на ветру гамак —
Только так, только, только так.
Тик-так, так-тик…
Итак – не стих.
Стих бежит босиком по полям ржи,
Сачок в руке – бабочки крылья – крепче держи:
Улетит – не догонишь – поле-перекати —
Слово-лубок-колобок не любит руки.
Реки ему малы – моря под стать.
Может слово самим собою стать,
Вытянуться до небес, упасть в кусты,
Может себя с поля боя нести,
Может листать календарь в было и есть,
Может пить, загорать, любить, ненавидеть, есть,
Может героем из тридевяти земель,
Может ползти по земле и кусать змеей,
Может влюбленно закрыть на все глаза,
Может даже тогда, когда нельзя,
Может корону, а может не в лад не в склад —
Слово – двойник твой. Твой Рай и Ад.
Ветер в саду
Ни с чем не сравнить.
Вот только если наклонить,
Повернуть, потрогать, прижать к руке,
Коснуться легко, налегке подойти,
Присесть, застыть —
Слушай… Это живая тишь закралась
И там живет,
Вдыхает носом, выдыхает через рот,
Обычный, нормальный пульс – шестьдесят,
В висках не стучит, губы в улыбке молчат,
Висит в позе лотоса, ветки за спину задрав,
Нравится всем, кто слышал ее хоть раз,
А если не слышал – лишь разреши —
Радостно ляжет на дно души —
Не досчитаешь до десяти.
Неслыханно беспечная зима!
Распахнуты ромашек рыжих лица,
И жмурится, и хлопает ресницами
На облаке ленивая луна.
Вот так и я – не так же ль безучастна
К тому, что время делится на части,
Клонируя рассветы день за днем…
И если в зеркало – глаза в глаза отвечу ль,
Зачем лечу я в этот сладкий вечер,
Но звезды нежно обнимают плечи
И лечат меня млечным молоком.
Отороченный ивами двор,
Ветер с моря,
И весеннего неба узор
Надо мною.
Никуда не бежать, не спешить —
Вечность рядом.
Как легко здесь счастливою быть!
Жить – навряд ли.
Мне для жизни – кукушка, часы,
Лучше с боем,
Ну а здесь тишина, ни души —
Сам с собою.
Но на время, на узкий зазор,
На свиданье —
Я краду тебя, ивовый двор, —
Талисман мой.
Мгновение
На ножке белой прыгает волна
По морю Красному в отличном настроении,
Строение ноги, как построение
Седьмого дня от мира сотворения,
И розовые горы оперением —
Штрихи к портрету этого мгновения,
Сегодня, значит, есть успокоение
Всем городам, дорожному движению,
Унынию, депрессиям, волнению —
На ножке белой кружится волна,
Она в отличном настроении!
Поэт и я
Не во дворце слоновой кости,
Не на Луне,
Живет он, призванный на совесть —
На совесть мне.
Он так же делит день на части,
Встает к шести
И так же радуется счастью,
Как я – почти.
Он моет, чистит, убирает
Земную грязь
И так же, как и я, страдает,
Когда не в масть.
В меня из зеркала – напротив,
Из года в год,
Глядит он и не за, не против —
Идет вперед.
Живет он рядом, мы соседи,
Он мне знаком,
Но дом его летит по небу
Своим путем.
При встрече подает мне руку:
«Ну как дела?» —
И сразу убегает скука,
Как не была.
Из ночи в день, из лета в зиму,
Всегда почти,
По росту и по тени длинной —
Не различить,
Делюсь я с ним по-братски хлебом —
Наш путь един,
Но разница, что он над небом.
А я – под ним.
Мы из детства
Мы из детства с тобой,
С нами сны невесомые.
На коленках осенних
В крыльях бабочки сонные,
На локтях и ладошках
Липкой лентою солнечной
Лет на сто и не меньше
Лепестками подсолнухи.
Мы из детства, конечно,
Мы с планеты сиреневой
Здесь свернулось колечком
Беспокойное время,
И катается в лодке,
И кружится над озером
Время в юбке короткой
И с оборкою розовой…
Жизнь казалась хвостом у павлина —
Длинной, длинной,
И длина – не веревкой к причалу —
Без конца, без начала.
День качался под липовой тенью,
И степенно
Солнце гладило нежно колени
С упоеньем.
И беспечно, без слов и без чисел,
В платье чистом
Ночь несла на подносе Вселенной
Сон волшебный.
Настежь глаза – и гроза обеспечена.
Ветреный дождь по ресницам участником.
Были бы мы хоть немножечко вечными,
Как бы, наверное, были бы счастливы.
Роза
Если бы розу, такую живую, бархатную,
такую сладко пахнущую можно было бы носить
с собой, в сумочке например.
Открываешь – а там бордовое царство,
вдыхаешь – и ты уже в нем.
Потом смотришь по сторонам – и даже
громыхающий грузовик —
И тот начинает пахнуть розой. Или эта грустная