Блеск и нищета бижутерии. Повседневные украшения в России и СССР, 1880–1980 годы - [30]

doc/i/4686p65.html). Еще одни бусы из хлеба фигурируют в воспоминаниях Н.Е. Добрыниной «Сквозь полтора столетия» (М., 2009). Их слепила воровка Паня для мамы автора воспоминаний, когда они обе оказались в одной камере на Лубянке. Паня посоветовала: «Дома в краску их опустишь, в какую хочешь: хоть в красную, хоть в синюю. Красиво будет!» Заметим, что хлеба в лагере всегда не хватало, но тяга к красоте побеждала все, и, по свидетельству знающих людей, умельцам выделяли необходимое количество хлеба сверх положенной нормы.

Вообще традиция изготовления всяких безделушек заключенными родилась не в ГУЛАГе. В воспоминаниях Марии Александровны Паткуль, путешествовавшей во второй половине XIX века по Сибири, сообщается, что «в Илецкой тюрьме арестанты очень искусно выделывают из соли разные небольшие вещицы». Оттуда она, в частности, «привезла императрице Марии Федоровне бусы…» (Москва, 2014, с. 274). В других тюрьмах издавна плели различные украшения из волоса.

От хлебного мякиша к Яблонексу

«Бросьте, милочка! Женщину делает не шея, а бусы…»

Е. Белодубровский. «Пальто, или Три Эм», глава 6.

К началу 1940-х годов окончательно сформировался новый военизированный стиль: строгие костюмы с подчеркнутой талией и прямой юбкой, обтягивающие платья с большими подкладными плечиками, небольшие шляпки и прически с перманентом и высоким валиком надо лбом. К такому образу не подходили длинные бусы и серьги 1920-х годов. Бусы «по шейке», небольшие клипсы, маленькая брошка под воротничком, скромная пряжка на поясе… (илл. 76). Этими непритязательными аксессуарами советских женщин обеспечивали небольшие фабрики и мастерские, а распространялись они через систему магазинов Росгалантерейторга (илл. 77).

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. С этой датой связана история простых черных пластмассовых бус (илл. 78). Ее рассказала наша соседка Татьяна Георгиевна Мирчинк. Бусы принадлежали маме Татьяны Георгиевны – Марии Евгеньевне Мирчинк (1887–1978), урожденной Залесской, происходившей из семьи Мусиных-Пушкиных. Она еще до революции вышла замуж за выдающегося ученого-гео-лога Георгия Федоровича Мирчинка. У них было трое детей, муж работал в Институте геологии Академии наук СССР. Летом 1941 года дети жили с кем-то на даче, а Мария Евгеньевна с мужем оставалась в Москве. В день объявления войны Георгий Федорович в большом волнении заехал на дачу и вскоре вернулся в Москву. На следующий день, как всегда, отправился на работу, но вдруг вернулся. Когда жена спросила его, почему он вернулся, он ответил: «Чтобы тебя поцеловать». Его арестовали в тот же день прямо на работе. В октябре, когда немцы совсем близко подошли к Москве, переправили в Саратовскую тюрьму, где он и умер. С тех пор мама Татьяны Георгиевны если и надевала бусы, то только эти черные, которые оставались знаком траура так же, как и во времена королевы Виктории.

76. Модные платья и украшения (Модели сезона, Гизлегпром, М., 1941, № 1, с. 29)

77. Реклама (Модели сезона, Гизлегпром, М., 1941, № 1, последняя страница обложки)

78. Бусы. Пластик. Длина 46. Россия (?). Первая треть ХХ в.

Во время войны модные журналы, за редким исключением, не выходили, но свою жизнь продолжали «Крестьянка» и «Работница», вся тематика которых так или иначе была посвящена фронту. Например, в рассказе «Монисто» (Работница, № 34) старая цыганка Мариула, всю жизнь хранившая на память о первой любви монисто из серебряных и нескольких золотых монет, решает отдать его на нужды фронта.

На фотографиях в журналах украшения тоже, разумеется, отсутствовали. Обнаружить их удалось только на фотографии знаменитой телятницы Груши (Крестьянка, № 8, 1942). Это были всеми любимые до войны длинные жемчужные бусы, спрятанные, вероятнее всего, до поры до времени в укладку и надетые по торжественному случаю. На фотографии, датированной 1943 годом и предназначенной любимой подруге, девушка тоже, по-видимому, воспользовалась семейным сундуком и предстала в великолепном народном костюме с двумя рядами длинных бус, вошедших в моду еще в 1920-х годах (илл. 79, 79а).

Один раз промелькнули бусы и в журнале «Крокодил» (№ 25, 1945). Художник изобразил их на секретарше в кабинете Геббельса. Очевидно, у советских сатириков украшения были прочно связаны с самыми отрицательными персонажами.

79, 79а. Девушка в национальном костюме, 1943 г. Из собрания В.П. Голицына

Напротив, бусы являются символом жизненной стойкости в стихотворении 1941 года «советского европейца» И. Эренбурга «Лондон»:

Падают дома, и день печален

Средь чужих уродливых развалин.

Но живые из щелей выходят,

Говорят, встречаясь, о погоде,

Убирают с тротуаров мусор,

Покупают зеркальце и бусы.

Аскетизм первых лет войны стал постепенно отступать, когда, очутившись на Западе, наши военные начали отправлять на родину посылки, в которых попадались и украшения. А в конце войны их из Германии повезли чемоданами. В книге Л.М. Гурченко «Мое взрослое детство» (глава «Папа вернулся») очень ярко описана сцена возвращения отца с войны.

80. Украшения из гранатов. Оправа серебро.

Чехословакия или Австро-Венгрия.