Блёф - [13]
Самуил Кудри близоруко щурится на яркий свет стоячей лампы, мешающий ему читать газету. Он сегодня устал, очень устал.
Строчки газетных столбцов, кривясь, убегают вбок, и выпученные глаза Кудри ретиво гоняются за ускользающими буквами.
За столом Реджи, О'Пакки, Генри Пильмс и Дука играют в покер.
— Покупаю две, — говорит Генри.
— Ого! К масти или к покеру? — спрашивает Кудри.
— Что выйдет.
— Куплю одну, — заявляет итальянец и в ту же секунду: — а, ч-чорт!..
— Нет коронки? Жаль, жаль… — сочувственно вздыхает Кудри.
— Без замечаний, старик! — обрывает его Реджи.
— Масть! — объявляет Пильмс, собирая ставки.
— Рискованно докупаетесь! — удивляется ирландец.
— Я бы охотно бросил, джентльмены, — говорит Реджи: — поздно и надоело.
— Э-э, нет! — О'Пакки торопливо схватывает колоду и тасует карту, — я лишь во вкус вошёл, а вы — бросать!
— Я вас вздую, Пакки! — улыбаясь, грозит Генри.
— Посмотрим! — Пакки быстро раздаёт по пяти карт и с вызовом смотрит на партнёров.
— Посмотрим?! — вопросительно тянет Генри. — Вот что, Пакки, я даже не буду смотреть карт и ставлю тройной обер.
— В тёмную?! — восклицает Дука, сидящий за Пильмсом по руке, — разрешите ответить двойным лимитом!
— Пожалуйста, — отвечает Хоммсворд, которому приходится принимать ставку.
— Вы, значит, не покупаете? — обращается О'Пакки к Генри.
— Нет.
Вмешивается Кудри:
— Генри, зачем самоубийство?!
— Это выигрыш, Самуил.
— Это, Генри, в лучшем случае — блеф!
— Это не блеф, это — «Техас-Ойль-Компани»!
Кудри, не сморгнув, принимает намёк. Генри пускает ему в лицо клуб дыма и весьма дружелюбно хохочет. Кудри успокаивается.
— Ну, все прикупили? — спрашивает Генри партнёра, отворачиваясь от Кудри.
— Да, я купил две, — отвечает Дука.
— Я тоже две..
— Я остался при своих, — сухо говорит О'Пакки. — Итак, я принимаю двойной лимит Хоммсворда. Сверху — лимит.
— Спасибо. Итак, я принимаю ваши три лимита. Мой тройной обер — дальше.
— Взгляните карты! — кипятится Дука.
Генри широко улыбается.
— Зачем я буду расставаться с «Техас-Ойлем»! Ведь это так похоже. Мои карты надёжны, подобно акциям «Техас-Ойля» 25 марта!
Дука собирает морщины на лбу.
— Простите, Пильмс, но у меня такие карты, что я не могу не набавить. — И он пододвигает к центру добавочную ставку.
— И я! — Хоммсворд пересмотрел свои карты и решительно набавляет.
О'Пакки делается мрачнее тучи. Он смотрит на улыбающегося Пильмса.
— Я уравниваю, потому что вы блефуете.
— В таком случае — я навинчиваю ещё один лимит!
Кудри тронул Генри за рукав.
— Простите, Генри, до сих пор я считал, что ваш единственный недостаток — ваша молодость, который всё же с каждым днём постепенно проходит, но теперь… вы представляете плачевный пример глупости и упрямства…
— Пасс! — Дука яростно бросает карты на стол. — Я не могу играть с фаталистами! У меня — покер на шестёрках, — и я бросаю перед заведомым блефом!!
— Ваш блеф закрыт, — обращается Хоммсворд к Генри.
— Стоп! Я ещё не опоздал набавить! — восклицает О'Пакки, — хотите — вот это всё!!!
О'Пакки локтем сдвигает на середину стола все свои фишки.
— Уравнял! — спокойно отвечает Генри.
Дука с надеждой смотрит на Хоммсворда. Тот думает, на лбу у него вздувается и ширится жила, и вдруг, выпустив струю воздуха, он пасует.
— Не могу! У Пакки без сомнения больше.
Он открыл покер на восьмёрках.
Дука и Кудри тихо ахнули.
— Разрешите открыть? — сухо осведомляется О'Пакки.
— О, да, пожалуйста.
Ирландец веером разложил карты. Хоммсворд всплеснул руками.
— Погиб! Погиб!! — закричал он, указавая на Генри, — ведь вы понимаете — ройяль-флеш в червах и от короля. Тут уже нужно пять одинаковых!
— Пять одинаковых? — вежливо переспрашивает Генри и берётся, наконец, за карты.
Тишина.
Автор добр. Генри открывает пять тузов и берёт ставки.
24. Невозможно скучная речь Кудри
Ах, для чего, для чего написана предыдущая глава!
Какой тематический умысел позволил Генри выиграть в тёмную и, вдобавок, в самой высшей комбинации? Что это? Желание во имя старых серьёзных традиций дать облик героя? Благосклонность к нему стихий? Сюжетный ход с последующим отголоском?
Ах, до чего может быть лукав и всесилен автор!
Ужасно!
Кудри бросает газету.
— Так. Игра кончена. Давайте поболтаем.
— Хорошо, уж так и быть, доставим удовольствие этому старому подагрику, — сказал Реджи.
Кудри направил круглые очки на Хоммсворда и пожевал губами.
— Так, так, молодёжь! — нарочито обиженно промолвил Кудри.
— Эх, молодость! (Реджинальд Вильбур Хоммсворд крякает и выпрямляет грудь.) Хорошо!
— Я хочу сделать темой нашей болтовни молодость и рождение идей.
— В зависимости одно от другого? — спросил Генри.
— Я не мыслю иначе! Пусть сейчас мы переживаем время, когда зрелый возраст идёт впереди молодости в области развития идей, — пусть! Но я всё-таки берусь судить и признавать в идее не её академизм, а её темперамент, потому что лишь через него можно определить истинную любовь к жизни. Мы появляемся здесь лишь для того, чтоб жить и любить жизнь.
— Кудри! — горестно воскликнул Реджи.
— Вот вам, джентльмены, сорокалетний вопль! Вы слышите, как исторгает Реджи стон своей души, тот самый Реджи, который минуту тому назад выпячивал самодовольно свою рёберную клетку! — и Кудри продолжал: — Мы члены, по собственному названию, Синдиката Холостяков. В чём идея нашего существования — мы не знаем. В чём смысл нашей работы — тоже не определено. И заметьте, у каждого из нас имеется глубокое желание оправдать своё существование. Вокруг нас масса энергии утекает зря по руслу вздорных идей. Много усилий тратится на то, чтобы пройти известный путь и проделать известную работу за счёт всеобъемлющей и в то же время крайне несерьёзной фантастики. Надо поставить перед собой задачу отучить людей производить дутые ценности. Надо отучить потенциальные силы человечества утекать по заброшенному руслу! Если вода течёт через мельницу, то она должна и колеса вертеть! Что нам толку из того, что нам засоряют мозги «Пищей богов» и «Путешествиями на луну», что нам толку из этого, раз это не порождает никакого нового импульса? Надо отучить идеи убегать с доброкачественного пути эмпиризма и заставить поэтический вздор давать воду на общечеловеческую мельницу!
«Вулкан в кармане» Б. Липатова и И. Келлера — классическое произведение литературы «красного Пинкертона». Советский полпред-шпион Фокин, его подруга-белоэмигрантка, сыщики Штрук и Шерлок Пинкертон, иностранные банкиры и опереточные африканские дикари заняты поисками небывалой взрывчатки, попутно предоставляя авторам возможность вдоволь развлечься.
Герой рассказа купил компьютер. Как оказалось, самообучающийся и склонный выходить за пределы практических задач. Конечно, жизнь владельца такого чудесного устройства не могла остаться прежней…
В рассказах сборника поднята злободневная тема — отношения человека и компьютера в современном обществе, — решенная большинством авторов в психологическом аспекте. (аннотация) Общая тема — Человек и Компьютер — объединяет рассказы этого сборника. Тема не только злободневная, ведь компьютеры используются сейчас уже практически во всех сферах, но и позволяющая сделать некоторые прогнозы: какие «думающие» машины нужны человеку в будущем и как сложатся отношения — да, да, именно отношения! — человека и компьютера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник «Нежданно-негаданно» включены рассказы, где авторы в юмористическом духе рассматривают последствия научных открытий, различные фантастические ситуации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.
«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.
«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.
БВЛ - Серия 3. Книга 72(199). "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".