Бледный - [34]

— Ну, а сам ты как? Не отменишь праздник? Ты явно не в своей тарелке… Не спорь, я вижу.

— Да… — произнёс он и тут же поправился: — Нет, то есть.

— Что? Приезжать в субботу?

— Да… — сказал он и вдруг вскочил.

Показалось, что всё — сон.

Выйдя к стоянке, он сел в «Форд» и, услышав, что Сытин зовёт его, отмахнулся. Взял с места, вырулил и помчался, не обращая внимания на правила. Энергия в нём бушевала; туман, казалось, рассеялся. Пробок в этот час было мало. Он летел по Можайскому шоссе к Рублёвке, слушая по радио пошлую музыку — до того все упростилось в его душе. И всю дорогу попадал в струю, будто ему путь очищали. Улыбался, словно спешил на праздник. В Жуковке высматривал, не мокнет ли, как вчера, дева с плакатом. Но девы не было. Это знак, что не было ничего! Когда он подъедет, к нему выйдет Лена, выбежит дочь… да, дочь! Он радовался строительной суете близ дома — там как раз выгружали трубы. С ходу воткнул ключ в замочную скважину, отворил дверь, рассеял люстрой мрак, прыжками помчался вверх, открыл дверь в спальню… И увидел клоуна за стеклом, постель, послание Лены… Но Лена могла быть в ванной! Он ринулся туда… И вернулся трезвым. Хмель испарился. Жуть вновь пробила его холодным потом. Он побрёл к шкафу и, засунув в щель пальцы, коснулся детской ноги. Добрел через туман к машине, чтобы, постояв немного, пройти к яме, где сгнили трубы и сварщики что-то резали. Расслабил галстук.

— Живёте здесь? — спросил чисто одетый мужчина, видно прораб.

Он кивнул.

— Извините. Ко вторнику позабудете, что тут шумели и грохотали. Уйдём на север. — Он махнул планом, который держал в руках. — Несколько дней потерпеть.

— Вы говорили, — сказал Девяткин. — Или не вы… Работайте.

Он не помнил, как сел за руль, но помнил, что где-то до выезда на Рублёвку, затормозив, открыл багажник и выбросил в кювет бензокосилку Влада. Потом, взяв коробочку, переданную Владом для сестры, он и её швырнул туда же, подумав, что есть Бог законов, но нет божества, которое бы объяснило и разрешило ужасы непостижимые и невнятные. В его случае самым страшным было то, что он не по своей воле устроил эти ужасы, но теперь должен терпеть их — вовсе не «дни», как сказал прораб, но годы до смерти и, может, после, не зная, кому молиться, к кому взывать. Бог отпрянул в сторону — и оставил его над бездной.

Пробки не было и на обратном пути. В банке, лишь только он уселся на место, его позвали к Левитской. Глотнув из бутылки, купленной в баре, он явился к ней в кабинет. В сером пуловере и при галстучке, в бархатной юбке, с кольцом на пальце, модная с головы до пят, она писала, зная, что он вошёл. Но лишь подняла палец — мол, погодите. Потом отложила ручку долларов за пятьсот, сняла очки и с достоинством победителя предложила ему сесть. Он знал, что вызван, в общем-то, без причины — ей хотелось видеть его унижение. Она отпила кофе из маленькой чашки.

— Пётр Игнатьевич, где вы были? Пришлось за вас попотеть … Понимаю, что вы устали после проекта. Однако работы много. Отгул возможен лишь в сентябре. У вас ведь отпуск в сентябре? Прибавьте отгулы к отпуску. Это удобно. Но до этого нужно выложиться. Мы не можем дать повод сомневаться в нашей надёжности. Не следует расслабляться. Готовьте анализ крупных клиентов и… — Она отставила чашку: — Не отчаивайтесь. У вас хороший карьерный потенциал. По опыту знаю, все в конце концов добиваются своего. У нас замечательный тандем. Давайте работать, договорились? Ведь конкуренция — это корпоративный феномен не в меньшей степени, чем личностный. Важно не растеряться в мире меняющейся конъюнктуры… — Левитская откинулась на спинку кресла, показывая, что закончила монолог и он может идти.

Её кабинет всегда выглядел стильно. Едва появлялся новый дисплей, принтер, факс — они у неё уже стояли. Она по журналам следила за офисным дизайном и обновляла его, чтобы производить впечатление энергичного и продвинутого работника. Для того же и одевалась модно.

Но он давно знал: она паразит, ворующий идеи у других. Ещё он знал, что везде и всегда боссы — не столько специалисты, сколько краснобаи, полные самомнения. Разве она поставила его на место, предполагая, что он оценил её значимость? Теперь, на фоне трупов и разверстой у ног бездны, Девяткина только смешили все её хитрости. Он верил, что личный его крах глобален — бездна разверзлась не только для него, но и для всех.

— Вы замужем? — спросил он. — Муж респектабельный и доходный? Есть дети? Двое или меньше? Квартира в лучшем районе? Отпуск в лучше время, шопинги? Всё? И в этом жизнь? Вы когда-нибудь видели смерть? Не в кино, наяву? Нет, вы не видели. Потому что у вас есть ум, а мудрости нуль. Когда смерть приходит, тогда иначе… Тогда вы смешны с вашими ценностями, качеством жизни, карьерой. До чего же смешны! Бред какой — думать, что я чувствую то же, что и вы, что мне нужны деньги. Мне они не нужны. Понимаете?

Вернувшись от Левитской, он опять сел перед своим дисплеем, глядя на схемы, но делать ничего не мог. Столкнувшись со смертью, он понял, насколько схемы и жизнь — разное. Встал у окна, глядя на уличную толпу.. Толпы снуют — а зачем? Когда-то Египет и Вавилон тоже что-то строили — и исчезли. Исчезли Хеопсы с Навуходоносорами… От смерти не убежишь. Бегаешь-то не ради себя, но для какой-то вселенской схемы: общественной, политической или иной. А сам гол пришёл — гол ушел. Сам лишь стареешь и умираешь. Зачем весь этот якобы мировой прогресс Лене? И Кате — зачем? Ему теперь — зачем? Он плакал… Заглянула сотрудница и, не спросив его ни о чём, исчезла. Он опять приложился ко взятой в баре бутылке. День завершался. Он так и не пришёл в себя и не понимал, как быть. Последний час он провёл в кабинке, на унитазе, свесив голову, уперев локти в бёдра. Плеск струй его усыплял. Затем отправился к Сытину, упросил сходить с ним в бар снова. И снова молчал, только пил, но остаться с Сытиным не пожелал, а молча достал ключи от машины и показал, что едет. Странно, но он не опьянел. Сытин стоял рядом с «Фордом» и, когда тот завёлся, спросил: