Бледный огонь - [11]

Шрифт
Интервал

Ветками в стекло. Телефон? Нет.
Я помог тебе с посудой. Высокие часы
Продолжали крушить юный корень, старую скалу.
«Полночь», сказала ты. Что полночь молодым?
И внезапно праздничный блеск прошел
По пяти кедровым стволам, выступили пятна снега,
И патрульная машина на нашей ухабистой дороге
Остановилась с хрустом. Снимите, снимите снова!
Люди думали, что она пыталась пересечь озеро
В Локен-Неке, там, где азартные конькобежцы пересекают его
490 От Экса до Уая в особо морозные дни.
Другие полагали, что она могла сбиться с дороги,
Свернув налево от Бриджроуда; а иные говорят,
Что она покончила со своей бедной юной жизнью.
Я знаю. Ты знаешь.
То была ночь оттепели, ночь ветра
С великим смятением в воздухе. Черная весна
Стояла тут же за углом, дрожа
В мокром звездном свете, на мокрой земле.
Озеро лежало в тумане, с наполовину затонувшим льдом.
Смутная тень ступила с заросшего тростником берега
500 В похрустывающую, переглатывающую топь и пошла ко дну.

Песнь третья

L’if[10], безжизненное древо! Твое великое «быть может», Рабле:
Le grand Peut-être, «Грандиозная патата»[11]. I. P. H., мирской
Институт (Institute: I) Подготовки (Preparation: Р)
К Потустороннему (Hereafter: Н), или «ЕСЛИ», как мы
Называли его — великое если! — пригласил меня на семестр
Читать о смерти («преподавать Червя»,
Как мне писал президент Мак-Абер[12]).
Ты и я,
И она, совсем еще крошка, переехали из Нью-Уая
В Юшейд (Тень Тиса), в другом, выше расположенном, штате.
510 Я люблю высокие горы. От железных ворот
Ветхого дома, который мы там сняли,
Был виден снежный очерк, столь далекий и столь прекрасный,
Что оставалось лишь вздохнуть, как будто
Это могло помочь к ним приобщиться.
Это могло помочь к ним приобщиться. IPH
Был и ларвориум и фиалка:
Могила раннею весной Разума. И все же
Он упустил самую суть; он упустил
То, что всего важней любителю былого;
Ибо мы умираем с каждым днем; забвение процветает
520 Не на сухих бедряных костях, а на налитых кровью жизнях,
И наши лучшие «вчера» — сегодня только куча сора,
Измятых имен, телефонных номеров и пожелтевших папок.
Готов я стать цветочком
Или жирной мухой, но никогда не позабыть.
И я отвергну вечность, если только
Печаль и нежность
Смертной жизни, страсть и боль,
Винного цвета хвостовой огонь уменьшающегося самолета
Близ Веспера; твой огорченный жест,
530 Когда ушли все папиросы, то, как
Ты улыбаешься собакам; след серебристой слизи,
Оставленный улиткой на каменной плите; и эти добрые чернила, эта рифма,
Эта картотечная карточка, это тонкое резиновое кольцо,
Свивающееся в восьмерку, если уронишь —
Не предстоят новоумершим в небесах,
Хранимые годами в их твердынях.
Хранимые годами в их твердынях. Вместо этого
Институт считал, что, может быть, разумней
Не слишком много ожидать от рая:
Что если некому там встретить
540 Новоприбывших, нет ни приема, ни
Индоктринации? Что если вас кидают
В безбрежность пустоты, потерявшего ориентацию,
Оголенного духом, совершенно одинокого,
Не завершившего того, что начал,
В никому не ведомом отчаянии, с начавшим разлагаться телом,
Неудобораздеваемого, в будничном платье, —
Меж тем как ваша вдова лежит ничком на смутной постели, —
Сама, как смутное пятно в вашей растворяющейся голове!
Презирая всех богов, со включением большого «Б»,
550 IPH заимствовал периферийные осколки
Мистических прозрений и предлагал советы
(Янтарные очки, против затмения жизни),
Как не впасть в панику, пока тебя превращают в духа:
Бочком, скользя, как выбрать гладкую кривую и лететь, словно на салазках,
Навстречу плотным предметам, проскальзывать сквозь них
Или давать другим сквозь вас передвигаться.
Как, задохнувшись в черноте, определить
Терру Прекрасную, ячейку яшмы, как
Сберечь рассудок в спирального типа пространствах.
560 Какие меры принимать в случае
Несуразного воплощения: что делать,
Если вдруг заметишь, что ты стал молодой и уязвимой жабой,
По самой середине проезжей дороги,
Или медвежонком под пылающей сосной,
Или книжным клещом в возрожденном богослове.
Время означает последовательность, а
Последовательность — переменность,
Поэтому безвременье не может не нарушить
570 Таблицы чувств. Советы мы даем,
Как быть вдовцу. Он потерял двух жен.
Он их встречает — любящих, любимых,
Ревнующих его друг к дружке. Время значит рост,
А рост не значит ничего в загробной жизни.
Лаская все такого же ребенка, жена с льняными волосами
Скорбит у незабвенного пруда, задумчивым наполненного небом,
И так же белокура, но в тени с рыжинкой в волосах, обняв колени, ноги
На каменный поставив парапет, сидит на парапете
Другая, поднимая влажный взгляд
580 К непроницаемой туманной синеве.
С чего начать? Какую раньше целовать? Какую игрушку
Ребенку дать? Этот насупленный малыш,
Он знает ли о столкновении двух встречных
Машин, убившем бурной мартовскою ночью мать и дитя?
А та вторая любовь, с подъемом голым ног,
В черной юбке балерины, зачем на ней
Сережки из шкатулки первой?
И зачем скрывает она рассерженное юное лицо?
Ибо по снам мы знаем, как трудно
590 Говорить с милыми нам усопшими. Они не замечают
Нашей боязни, брезгливости, стыда —
Пугающего чувства, что они не точно те, что были.
Ваш школьный друг, убитый на далекой войне,
Не удивлен, увидя вас у своей двери,

Еще от автора Владимир Владимирович Набоков
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» — третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты ужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, южно уверенно сказать, что это — книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».В настоящем издании восстановлен фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».«Лолита» — моя особая любимица.


Защита Лужина

Гениальный шахматист Лужин живет в чудесном мире древней божественной игры, ее гармония и строгая логика пленили его. Жизнь удивительным образом останавливается на незаконченной партии, и Лужин предпочитает выпасть из игры в вечность…


Подлец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дар

«Дар» (1938) – последний русский роман Владимира Набокова, который может быть по праву назван вершиной русскоязычного периода его творчества и одним из шедевров русской литературы ХХ века. Повествуя о творческом становлении молодого писателя-эмигранта Федора Годунова-Чердынцева, эта глубоко автобиографичная книга касается важнейших набоковских тем: судеб русской словесности, загадки истинного дара, идеи личного бессмертия, достижимого посредством воспоминаний, любви и искусства. В настоящем издании текст романа публикуется вместе с авторским предисловием к его позднейшему английскому переводу.


Бледное пламя

Роман, задуманный Набоковым еще до переезда в США (отрывки «Ultima Thule» и «Solus Rex» были написаны на русском языке в 1939 г.), строится как 999-строчная поэма с изобилующим литературными аллюзиями комментарием. Данная структура была подсказана Набокову работой над четырехтомным комментарием к переводу «Евгения Онегина» (возможный прототип — «Дунсиада» Александра Поупа).Согласно книге, комментрируемая поэма принадлежит известному американскому поэту, а комментарий самовольно добавлен его коллегой по университету.


Другие берега

Свою жизнь Владимир Набоков расскажет трижды: по-английски, по-русски и снова по-английски.Впервые англоязычные набоковские воспоминания «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») вышли в 1951 г. в США. Через три года появился вольный авторский перевод на русский – «Другие берега». Непростой роман, охвативший период длиной в 40 лет, с самого начала XX века, мемуары и при этом мифологизация биографии… С появлением «Других берегов» Набоков решил переработать и первоначальный, английский, вариант.


Рекомендуем почитать
Дистанция спасения

Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.


Избранные рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Республика попов

Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Король, дама, валет

«Король, дама, валет» (1928) – первый из трех романов Владимира Набокова на «немецкую» тему, за которым немного позднее последовали «Камера обскура» и «Отчаяние». В хитросплетениях любовно-криминальной интриги перетасовываются, словно игральные карты, судьбы удачливого берлинского коммерсанта, его скучающей жены и полунищего племянника-провинциала – марионеток слепого, безжалостного в своем выборе случая. За перипетиями детективного сюжета угадывается властная рука ироничного, виртуозного, неумолимо воздающего каждому по заслугам автора – будущего создателя «Защиты Лужина», «Дара», «Ады» и «Лолиты».


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».