Бледное пламя - [12]

Шрифт
Интервал

Кто в небе глыбу льда с крыла сорвал,
Что фермера зашибла наповал?
Кто трубку и ключи мои ворует?
Кто миг любой невидимо связует
С минувшим и грядущим? Кто блюдет,
Чтоб здесь, внизу, вещей вершился ход
И колокол нездешний в выси бил?

830: Я в дом влетел: "Я убежден, Сибил>{110}..." —
"Прихлопни дверь. Как съездил?" — "Хорошо.
И сверх того, я, кажется, нашел...
Да нет, я убежден, что мне забрезжил
Путь к некой..." — "Да?" — Путь к призрачной надежде".

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Теперь за Красотой следить хочу,
Как не следил никто. Теперь вскричу,
Как не кричал никто. Возьмусь за то,
С чем сладить и не пробовал никто.>{111}
И к слову, я понять не в состоянье,
840: Как родились два способа писанья>{112}
В машинке этой чудной: способ А,
Когда трудится только голова, —
Слова плывут, поэт их судит строго
И в третий раз все ту же мылит ногу;
И способ Б: бумага, кабинет,
И чинно водит перышком поэт.

Тут пальцы строчку лепят, бой абстрактный
Конкретным претворяя: шар закатный
Вымарывая и в строки узду
850: Впрягая отлученную звезду;
И наконец выводят строчку эту
Тропой чернильной к робкому рассвету.
Но способ А — агония! горит
Висок под каской боли, а внутри
Отбойным молотком шурует муза,
И как ни напрягайся, сей обузы
Избыть нельзя, а бедный автомат
Все чистит зубы (пятый раз подряд)
Иль на угол спешит купить журнал,
860: Который уж три дня как прочитал.

Так в чем же дело? В том, что без пера
На три руки положена игра:
Чтоб выбрать рифму, чтоб хранить в уме
Строй прежних строк, и в этой кутерьме
Готовую держать перед глазами?
Иль вглубь идет процесс, коль нету с нами
Опоры лжи и фальши, пьедестала
Пиит — стола? Ведь сколько раз, бывало,
Устав черкать, я выходил из дома,
870: И скоро слово нужное, влекомо
Ко мне немой командою, стремглав
Слетало с ветки прямо на рукав.

Мне утро — час, мне лето — лучший срок>{113}.
Однажды сам себя я подстерег
В просонках — так, что половина тела
Еще спала, душа еще летела.
Я прянул ей вослед: топаз рассвета
Сверкал на листьях клевера; раздетый,
Стоял средь луга Шейд в одном ботинке.
880: Я понял: спит и эта половинка.
Тут обе прыснули, я сел в постели,
Скорлупку день проклюнул еле-еле,
И на траве, блистая ей под стать,
Стоял ботинок! Тайную печать
Оттиснул Шейд, таинственный дикарь,
Мираж, морока, эльфов летний царь.

Коль мой биограф будет слишком сух
Или несведущ>{114}, чтобы ляпнуть вслух:
"Шейд брился в ванне", — заявляю впрок:
890: "Над ванною тянулась поперек
Стальная полоса, чтоб пред собой
Он мог поставить зеркало, — нагой,
Сидел он, кран крутя ступнею правой,
Точь-в-точь король>{115}, — и как Марат, кровавый".

Чем я тучней, тем ненадежней кожа.
Такие есть места! — хоть рот, положим:
Пространство от гримасы до улыбки, —
Участок боли, взрезанный и хлипкий.
Посмотрим вниз: удавка для богатых,
900: Подбрюдок>{116}, — весь в лохмотьях и заплатах.
Адамов плод колюч. Скажу теперь
О горестях, о коих вам досель
Не сказывал никто. Семь, восемь. Чую
И ста скребков не хватит, — и вслепую
Проткнув перстами сливки и клубнику,
Опять наткнусь на куст щетины дикой.

Меня смущает однорукий хват
В рекламе, что съезжает без преград
В единый мах от уха до ключицы
910: И гладит кожу любящей десницей.
А я из класса пуганых двуруких,
И как эфеб, что в танцевальном трюке
Рукой надежной крепко держит деву,
Я правую придерживаю левой.

Теперь скажу... Гораздо лучше мыла
То ощущенье ледяного пыла,
Которым жив поэт. Как слов стеченье,
Внезапный образ, холод вдохновенья
По коже трепетом тройным скользнет —
920: Так дыбом волоски>{117}. Ты помнишь тот
Мультфильм, где усу не давал упасть
Наш Крем>{118}, покуда косарь резал всласть?
Теперь скажу о зле, как посейчас
Не говорил никто. Мне мерзки: джаз,
Весь в белом псих, что черного казнит
Быка в багровых брызгах, пошлый вид
Искусств абстрактных, лживый примитив,
В универмагах музыка в разлив,
Фрейд>{119}, Маркс, их бред, идейный пень с кастетом,
930: Убогий ум и дутые поэты.
Пока, скрипя, страной моей щеки
Тащится лезвие, грузовики>{120}
Ревут на автостраде, и машины
Ползут по склонам скул, и лайнер чинно
Заходит в гавань; в солнечных очках
Турист бредет по Бейруту, — в полях
Старинной Земблы>{121} между ртом и носом
Идут стерней рабы и сено косят.

Жизнь человека — комментарий к темной
940:Поэме без конца. Пойдет. Запомни>{122}.

Брожу по дому. Рифму ль отыщу,
Штаны ли натяну. С собой тащу
Рожок для обуви. Иль ложку?.. Съем
Яйцо. Ты отвезешь меня затем
В библиотеку. А в часу седьмом
Обедаем. И вечно за плечом
Маячит муза, оборотень странный, —
В машине, в кресле, в нише ресторанной.

И всякий миг>{123}, любовь моя, ты снова
950: Со мной, — превыше слога, ниже слова,
Ты ритм творишь. Как в прежние века
Шум платья слышен был издалека,
Так мысль твою привык я различать
Заранее. Ты — юность. И опять
В твоих устах прозрачны и легки
Тебе мной посвященные стихи.

"Залив в тумане" — первый сборник мой
(Свободный стих), за ним — "Ночной прибой">{124}
И "Кубок Гебы". Влажный карнавал
960: Здесь завершился — после издавал
Я лишь "Стихи". (Но эта штука манит
В себя луну. Ну, Вилли! "Бледный пламень"!>{125})

Проходит день под мягкий говорок
Гармонии. Мозг высох. Летунок
Каурый и глагол, что я приметил,
Но в стих не взял, подсохли на цементе.
Да, тем и люб мне Эхо робкий сын,

Еще от автора Владимир Владимирович Набоков
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» — третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты ужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, южно уверенно сказать, что это — книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».В настоящем издании восстановлен фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».«Лолита» — моя особая любимица.


Защита Лужина

Гениальный шахматист Лужин живет в чудесном мире древней божественной игры, ее гармония и строгая логика пленили его. Жизнь удивительным образом останавливается на незаконченной партии, и Лужин предпочитает выпасть из игры в вечность…


Подлец

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дар

«Дар» (1938) – последний русский роман Владимира Набокова, который может быть по праву назван вершиной русскоязычного периода его творчества и одним из шедевров русской литературы ХХ века. Повествуя о творческом становлении молодого писателя-эмигранта Федора Годунова-Чердынцева, эта глубоко автобиографичная книга касается важнейших набоковских тем: судеб русской словесности, загадки истинного дара, идеи личного бессмертия, достижимого посредством воспоминаний, любви и искусства. В настоящем издании текст романа публикуется вместе с авторским предисловием к его позднейшему английскому переводу.


Другие берега

Свою жизнь Владимир Набоков расскажет трижды: по-английски, по-русски и снова по-английски.Впервые англоязычные набоковские воспоминания «Conclusive Evidence» («Убедительное доказательство») вышли в 1951 г. в США. Через три года появился вольный авторский перевод на русский – «Другие берега». Непростой роман, охвативший период длиной в 40 лет, с самого начала XX века, мемуары и при этом мифологизация биографии… С появлением «Других берегов» Набоков решил переработать и первоначальный, английский, вариант.


Король, дама, валет

«Король, дама, валет» (1928) – первый из трех романов Владимира Набокова на «немецкую» тему, за которым немного позднее последовали «Камера обскура» и «Отчаяние». В хитросплетениях любовно-криминальной интриги перетасовываются, словно игральные карты, судьбы удачливого берлинского коммерсанта, его скучающей жены и полунищего племянника-провинциала – марионеток слепого, безжалостного в своем выборе случая. За перипетиями детективного сюжета угадывается властная рука ироничного, виртуозного, неумолимо воздающего каждому по заслугам автора – будущего создателя «Защиты Лужина», «Дара», «Ады» и «Лолиты».


Рекомендуем почитать
Восемнадцать дней

В сборник включены рассказы пятнадцати писателей Социалистической Республики Румынии, вышедшие за последние годы. Тематика сборника весьма разнообразна, но в центре ее всегда стоит человек с его переживаниями и раздумьями, сомнениями и поступками.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Однодневная стоянка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пришельцы из Солнечной Страны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Замок Эскаль-Вигор

«В тот год первого июня Анри де Кельмарк, молодой «Дейкграф», владелец замка Эскаль-Вигор, пригласил к себе большое общество по образцу радостного приезда, чтобы ознаменовать своё возвращение в колыбель своих предков, на Смарагдис, самый богатый и обширный остров, находящийся в этих обманчивых и героических северных морях, заливы и фьорды которых обременяют и врезываются в берега самыми прихотливыми и многочисленными архипелагами и дельтами…».


В тени алтарей

Роман В. Миколайтиса-Путинаса (1893–1967) «В тени алтарей» впервые был опубликован в Литве в 1933 году. В нем изображаются глубокие конфликты, возникающие между естественной природой человека и теми ограничениями, которых требует духовный сан, между свободой поэтического творчества и обязанностью ксендза.Главный герой романа — Людас Васарис — является носителем идеи протеста против законов церкви, сковывающих свободное и всестороннее развитие и проявление личности и таланта. Роман захватывает читателя своей психологической глубиной, сердечностью, драматической напряженностью.«В тени алтарей» считают лучшим психологическим романом в литовской литературе.


Отчаяние

«Отчаяние» (1932, опубл. 1934) – шестой русский роман Владимира Набокова, в котором автор вновь – как прежде в «Короле, даме, валете» и «Камере обскуре» – обращается к немецкому материалу и криминальному сюжету. Берлинский коммерсант средней руки задумывает и совершает «идеальное убийство» с целью получить страховку, а затем пишет об этом повесть, перечитывая которую с ужасом обнаруживает зафиксированный в ней роковой изъян своего хитроумного замысла… В рамках детективной истории о мнимом двойничестве и об «убийстве как разновидности изящных искусств» Набоков оригинально разыгрывает вечные литературные сюжеты о гении и злодействе, истинном и ложном таланте, преступлении и наказании, которые впоследствии будут развернуты в знаменитой «Лолите».


Камера обскура

«Камера обскура» (1931, опубл. 1932–1933) – пятый русский роман Владимира Набокова и второй из трех его романов на «немецкую» тему. Берлинский искусствовед Бруно Кречмар, увлекшись бездарной шестнадцатилетней актриской Магдой Петерс, тайной любовницей художника Роберта Горна, бросает семью и вовлекается в глумливый околоартистический круг, не подозревая, что последствия этой пошлой интрижки окажутся для него роковыми. Расхожее выражение «любовь слепа» реализуется у Набокова в форме криминального сюжета о страсти, измене, ревности и мести, а физическая слепота, поражающая героя в финале, становится наказанием за духовную слепоту, за искаженное видение мира, за измену доброте, человечности и истинной красоте.


Бледный огонь

Роман «Бледный огонь» Владимира Набокова, одно из самых неординарных произведений писателя, увидел свет в 1962 году. Выйдя из печати, «Бледный огонь» сразу попал в центр внимания американских и английских критиков. Далеко не все из них по достоинству оценили новаторство писателя и разглядели за усложненной формой глубинную философскую суть его произведения, в котором раскрывается трагедия отчужденного от мира человеческого «я» и исследуются проблемы соотношения творческой фантазии и безумия, вымысла и реальности, временного и вечного.


Машенька

Вниманию читателя предлагается первый и наиболее автобиографичный роман всемирно известного русско-американского писателя, одного из крупнейших прозаиков XX века, автора знаменитой «Лолиты» Владимира Набокова. «Машенька» (1926) – книга о «странностях воспоминанья», о прихотливом переплетении жизненных узоров прошлого и настоящего, о «восхитительном событии» воскрешения главным героем – живущим в Берлине русским эмигрантом Львом Ганиным – истории своей первой любви. Роман, действие которого охватывает всего шесть дней и в котором совсем немного персонажей, обретает эмоциональную пронзительность и смысловую глубину благодаря страстной силе ганинской (и авторской) памяти, верной иррациональным мгновениям прошлого.