Блаженный Иероним и его век - [8]

Кроме ересей такого "необузданного", так сказать,  характера по своим учениям и ритуалу,  возникали десятки других, но уже из иного источника. Мысли, воспитанной на диалектических тонкостях, на неоплатонизме, Евангелие казалось философски убогим,  по крайней мере,  крайне  неполным как  система, учением. И созерцательные умы взялись за дело дополнения, раскрытия  его  метафизической сущности.  Отсюда  новые "монстры" причудливейших  учений, догадок, сект, и  фраза Тертуллиана "философы— патриархи еретиков" (цитирована у Иеронима XXII, 1148)  в  общем  верно  передает  взаимоотношение, существовавшее  между  философией  и  поздним гностицизмом. Во времена Иеронима пользовалась самым широким распространением одна  ересь подобного  рода —  именно  Оригенова (Ориген  между 185— 256 гг. приблиз.). Иерониму мы обязаны и сохранением некоторых положений ее. Вот из них наиболее любопытные:

1) Солнце и Луна и звезды суть существа одушевленные, и подобно тому, как мы, люди, за наши грехи наделены телом грубым и косным, так и светила небесные приняли такие-то и такие-то формы, чтобы светить• более или менее, и демоны также, за большие грехи, облечены в воздушное тело.

2) Ангел или душа или демон, которых он (Ориген) считает одинаковой природы, но разной воли, могут по степени нерадения и неразумия становиться скотами  и  выбирать,  вместо  мук  геенны, положение  низших животных, обитать в водах и источниках и принимать тело тех или других рыб, так что нам следует бояться  не  только мяса  четвероногих,  но  и  рыб.

3) Пусть исследует любопытный читатель,  так же ли сам себя познает Отец,  как познается Он Сыном, зная, что  писано  есть: "Отец, пославший  Меня, более Меня"  (Ин 14, 28); он согласится, что справедливее  думать, что  и  в познании Отец  больше Сына, поскольку Он и совершеннее и чище познается самим собою, чем Сыном.

4)  И может быть, подобно тому, как умирающие в этом мире по отделении души от тела  соответственно различию дел различные места занимают в преисподней: так и  те, которые умирают  в Иерусалиме небесном (выражусь так), нисходят  в преисподнюю нашего  мира и  по  мере заслуг  своих занимают на земле  разные  места.

5) Нам  недостает  еще  истинного  Евангелия,  о  котором,  как  о  Вечном Евангелии,  читаем в  Апокалипсисе Иоанна, — разумеется "вечном" по сравнению с этим  нашим  Евангелием,  которое  временно  и  проповедано в мире и веке преходящем. И если уж исследовать  страдания  Христа,  хотя  и  дерзко  и  страшно искать  Его  крестных  мук  на небе, однако  же, если духовные грехи есть и  среди сил небесных, и если мы не стыдимся исповедать Крест Господен ради разрешения того, что Он искупил своим страданием, почему же бояться нам предлагать что-нибудь подобное в местах горних по истечении веков, чтобы роды всех мест были спасены его страданием?

Мы бы не останавливались так долго на этих заблуждениях одного из крупнейших философских умов христианского мира, но это было необходимо, чтобы заметить потом, что именно Оригена Иероним считал "первым после апостолов". Это показывает, насколько еще неустойчива была догматика христианства, как много "прелести" было для умов в подобных учениях, когда даже такие люди, как Иероним, как Августин (последний в еще гораздо большей степени: до 30  лет  почти  он  был  манихейцем),  прошли  через увлечение ересями. Представляется каким-то чудом, как могло удержаться христианство против всех этих бесчисленных  доктрин, как оно не затерялось среди них совершенно (тем более, что некоторые ереси, например, арианская, временно  бывали  сильнее его). И  любопытна еще одна  подробность: почти  все ереси, умеренные и крайние, оргиастические и рациональные, все они возникли и распространялись в эпоху нелегализированного  христианства.  Период гонений был в то же время периодом напряженнейших религиозных исканий, смелых опытов, грандиозных философских  композиций.  С Константина, с Миланского  эдикта начинается  упадок  в  этом  отношении, и так  наз.  христианские  споры  совсем не  несут в  себе того религиозного воодушевления (хотя партийные страсти там были  доведены до крайности), которым проникнуты  самые  нелепые секты  первых  веков.

Чтобы покончить с особенностями христианства той эпохи, отметим еще существование в среде тогдашней церкви ереси милленаристов или хилиастов,  упоминаемой Иеронимом. Объясняя стих 20-й в 66-й главе пророка Исайи ("И представят всех братьев ваших от  всех  народов  в  дар  Господу  на  конях  и  колесницах,  и на носилках, и на мулах,  и на быстрых верблюдах — на святую гору Мою, в Иерусалим, говорит Господь" и  т. д. —  чтение  русской  библии),  Иероним пишет: "Иудеи и наследники иудейского заблуждения эбиониты, которые в знак духовного убожества приняли самое имя "бедных" ("эбиониты" по-еврейски "бедные".  — А. Д.) и которые все ждут блаженства тысячелетнего царства на земле, — они и  коней, и колесницы, и повозки, и носилки, и мулов — все это понимают  так,  как написано. Именно,  когда при кончине мира придет Христос, чтобы воцариться в Иерусалиме, когда снова возникнет храм и возобновятся иудейские жертвы, со всего мира будут собраны сыны израилевы,  только  не  на  лошадях, а  на  нумидийских мулах. Кто же из них будет предназначен к высшим почестям, те прибудут в каретах из Британии, Испании, Галлии, "от крайних на свете Моринов" ("Энеида" Верг.) и оттуда, где разветвляет течение свое двурогий Рейн — прибудут, встречаемые всеми племенами  земли,  предуготованными  в  рабство  им".