Блаженный Августин и августинизм в западной и восточной традициях - [57]
Высказывания автора о спасении отмечены скорее «оптимистическими» акцентами, чем «пессимизмом», который характерен для польской католической проповеди того же времени. Слова блудного сына, что он согрешил перед отцом, комментируются следующим образом: «Господь нашь Исус Христос в тых словех оповедается нам и обецается намь милостивым Богом быти готовым, гды ся наврънемо до его святой милости, яко Исайя пророк пишет: которого часу, зотхнет къ мне человек, к тому не помню грехов его, пръво нежли възовет ко мне, а я его оуслышу. Так же нас Бог святый оупережает ласкою милосердия своего и почтил нас святыми словы Евангелии святой, приодель нас одеждою, то есть невинностю и справедливостю Сына своего и очищение греховь дал нам пръстень на рукы, то есть обручение и приятие Святого Духа, крещение и обновление водою и духом, абысмо остаток грехов наших оумрътвили Духом Святым»[391]. «Сотериологический оптимизм» слышен и во многих других поучениях[392].
Бог в отношении к человеку выступает прежде всего как «человеколюбец»: «Бо не про то Бог человека карет албо створил, абы его загубил, але ижбы его потом наверненого и надею имаючи на милосердие его за сына собе обрал и дедичем вечнаого царства своего оучинил»[393]. Бог расположен к человеку, даже прежде чем последний принесет покаяние. В этом смысле трактуется, например, тот факт, что отец дал вернувшемуся блудному сыну обувь еще прежде, чем тот покаялся[394]. «Господь нашъ Исус Христос завжды хощет человеческаго спасения. И не рад есть ся его святаа милость людскому упадкови, як ту слышиш из днешней святой евангелии»[395]. Особенно оптимистично в этом отношении поучение на Пасху[396].
Но, с другой стороны, в нашем памятнике можно встретить и такие пассажи, где говорится о строгости Божьего суда в отношении нераскаявшихся грешников, которых Бог повелевает отдать «шатанови на затраченя вечное». Тому, кто не отпускает гнев своему ближнему на этом свете, тому Бог не отпустит на том[397]. Однако тут же автор напоминает, как Христос сказал Петру, что отпускать грехи нужно не семь раз, а семижды семь. «Присмотрижся, хрестинский человече, коу такому милосердю Божему. Замеряет нендзному человекови, яко кресом[398] алъбо час келкакрот мает отпущати ближнему своему. А собе его святая милостъ замерити не рачил, оповедаючи нам милосердие свое Боское. А так илекрот неньдзьный человек оупадает оу грех, а встигнет оупечися до его святой милости, обецует нам ласкавым быти»[399].
В чем состоит спасение? Тут автор учительного Евангелия из собрания Яворского опирается на представление о превращении праведников в «сынов Божиих», хотя вряд ли можно будет сказать, что мы имеем дело с учением об «обожении». «Каждый, котрый ся станет сыном Божиим способеным през Христа тогды юж от отца небеснаго добра мает, то есть милость, покоу(ту), царство его есть. И волный будет имати пристоупь до него»[400]. «А кто поведает на том свете мирно живет, что есть яко ангелъ без греха, то тации небеснии соут, и царство небесное в собе имают»[401].
Конечно, этот и другие памятники того же ряда пока изучены настолько мало, что сделать сколько-нибудь определенные заключения невозможно. Вместе с тем видно, что в православной культуре украинско-белорусских земель традиционные конфессионально-специфические православные представления о грехе вступили во взаимодействие с западнохристианской «августиновской» традицией.
Появившийся в учительных Евангелиях мотив «врожоного запсования», который коррелирует с этих текстах с понятием «первородного греха», встречается во многих рукописях, и это очень существенная перемена, которая, как кажется, свидетельствует о начавшейся уже в XVI в. «латинизирующей» трансформации православной украинско-белорусской культуры. «Учительное Евангелие» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого, видимо, отражало и выражало соответствующую тенденцию, и, таким образом, за нападками московского автора на высказывания его оппонента о грехе и смерти скрывалось столкновение двух существенно различных подходов, «августиновского» и восточнохристианского, к проблеме греховности человека. То же самое можно сказать и о других линиях конфронтации Транквиллиона и его московских цензоров[402].
Ключевые слова: первородный грех, peccatum originale, богословие Московской Руси, православное богословие украинско-белорусских земель в XVI–XVII вв.
Peccatum originale: Was there an opportunity for dialogue between Moscovia and Augustinianism?
M. Dmitriev
Article analyses reaction of an anonymous Muscovite author (in the 1660s) on the Augustinian concept ofpeccatum originale, which was used in “Teaching Gospel” (published in 1619) by Kyrilo Trankvillion-Stavroveck-iy. Muscovite theologian departed from traditional east-Christian patristic teaching, than original Fall generated, within mankind. mortality and inclination to sin, but not the ’’original sin”. Such approach seems to be typical of the traditional East-Slavic medieval Orthodox culture. In Ruthenia, however, the “latinization” of the Orthodox doctrine manifested itself in changing interpretation of the impact of the original Fall upon man. This mutation was reflected by the Ruthenian homiliaries (“Teaching Gospels”) of the late 16th – early 17th centuries.
