Благословляю я свободу - [3]

По коей, нищий, я иду,

И в поле каждую былинку,

И в небе каждую звезду!

О, если б мог всю жизнь смешать я,

Всю душу вместе с вами слить!

О, если б мог в свои объятья

Я вас, враги, друзья и братья,

И всю природу заключить!

Как горней бури приближенье,

Как натиск пенящихся вод,

Теперь в груди моей растет

Святая сила вдохновенья.

Уж на устах дрожит хвала

Всему, что благо и достойно, —

Какие ж мне воспеть дела?

Какие битвы или войны?

Где я для дара моего

Найду высокую задачу?

Чье передам я торжество

Иль чье падение оплачу?

Блажен, кто рядом славных дел

Свой век украсил быстротечный;

Блажен, кто жизнию умел

Хоть раз коснуться правды вечной,

Блажен, кто истину искал,

И тот, кто, побежденный, пал

В толпе ничтожной и холодной,

Как жертва мысли благородной!

Но не для них моя хвала,

Не им восторга излиянья!

Мечта для песен избрала

Не их высокие деянья!

И не в венце сияет он,

К кому душа моя стремится;

Не блеском славы окружен,

Не на звенящей колеснице

Стоит он, гордый сын побед;

Не в торжестве величья – нет, —

Я зрю его передо мною

С толпою бедных рыбаков;

Он тихо, мирною стезею,

Идет меж зреющих хлебов;

Благих речей своих отраду

В сердца простые он лиет,

Он правды алчущее стадо

К ее источнику ведет.

Зачем не в то рожден я время,

Когда меж нами, во плоти,

Неся мучительное бремя,

Он шел на жизненном пути!

Зачем я не могу нести,

О мой Господь, твои оковы,

Твоим страданием страдать,

И крест на плечи твой приять,

И на главу венец терновый!

О, если б мог я лобызать

Лишь край святой твоей одежды,

Лишь пыльный след твоих шагов,

О мой Господь, моя надежда,

Моя и сила и покров!

Тебе хочу я все мышленья,

Тебе всех песней благодать,

И думы дня, и ночи бденья,

И сердца каждое биенье,

И душу всю мою отдать!

Не отверзайтесь для другого

Отныне, вещие уста!

Греми лишь именем Христа,

Мое восторженное слово!

3

Часы бегут. Ночная тень

Не раз сменяла зной палящий,

Не раз, всходя, лазурный день

Свивал покров с природы спящей;

И перед странником вдали

И волновались и росли

Разнообразные картины:

Белели снежные вершины

Над лесом кедровым густым,

Иордан сверкал в степном просторе,

И Мертвое чернело море,

Сливаясь с небом голубым.

И вот, виясь в степи широкой,

Чертой изогнутой легло

Пред ним Кедронского потока

Давно безводное русло.

Смеркалось. Пар струился синий,

Кругом царила тишина;

Мерцали звезды над пустыней,

Всходила медленно луна.

Брегов сожженные стремнины

На дно сбегают крутизной,

Спирая узкую долину

Двойной отвесною стеной.

Внизу кресты, символы веры,

Стоят в обрывах здесь и там,

И видны странника очам

В утесах рытые пещеры.

Сюда со всех концов земли

Бежав мирского треволненья,

Отцы святые притекли

Искать покоя и спасенья.

С краев до высохшего дна,

Где спуск крутой ведет в долину,

Руками их возведена

Из камней крепкая стена,

Отпор степному сарацину.

В стене ворота. Тесный вход

Над ними башня стережет.

Тропинка вьется над оврагом,

И вот, спускаясь по скалам,

При свете звезд, усталым шагом

Подходит странник к воротам.

«Тебя, безбурное жилище,

Тебя, познания купель,

Житейских помыслов кладбище

И новой жизни колыбель,

Тебя приветствую, пустыня,

К тебе стремился я всегда!

Будь мне убежищем отныне,

Приютом песен и труда!

Все попечения мирские

Сложив с себя у этих врат,

Приносит вам, отцы святые,

Свой дар и гусли новый брат!»

4

«Отшельники Кедронского потока,

Игумен вас сзывает на совет!

Сбирайтесь все: пришедший издалека

Вам новый брат приносит свой привет!

Велики в нем и вера и призванье,

Но должен он пройти чрез испытанье.

Из вас его вручаю одному:

Он тот певец, меж всеми знаменитый,

Что разогнал иконоборства тьму,

Чьим словом ложь попрана и разбита,

То Иоанн, святых икон защита —

Кто хочет быть наставником ему?»

И лишь назвал игумен это имя,

Заволновался весь монахов ряд,

И на певца дивятся и глядят,

И пробегает шепот между ними.

Главами все поникнувши седыми,

С смирением игумну говорят:

«Благословен сей славный Божий воин,

Благословен меж нас его приход,

Но кто же здесь учить того достоин,

Кто правды свет вокруг себя лиёт?

Чье слово нам как колокол звучало,

Того ль приять дерзнем мы под начало?»

Тут из толпы один выходит брат;

То черноризец был на вид суровый,

И строг его пытующий был взгляд,

И строгое певцу он молвил слово:

«Держать посты уставы нам велят,

Служенья ж мы не ведаем иного! —

Коль под моим началом хочешь быть,

Тебе согласен дать я наставленье,

Но должен ты отныне отложить

Ненужных дум бесплодное броженье;

Дух праздности и прелесть песнопенья

Постом, певец, ты должен победить!

Коль ты пришел отшельником в пустыню,

Умей мечты житейские попрать,

И на уста, смирив свою гордыню,

Ты наложи молчания печать!

Исполни дух молитвой и печалью —

Вот мой устав тебе в новоначалье».

Замолк монах. Нежданный приговор

Как гром упал средь мирного синклита.

Смутились все. Певца померкнул взор,

Покрыла бледность впалые ланиты.

И неподвижен долго он стоял,

Безмолвно опустив на землю очи,

Как будто бы ответа он искал,

Но отвечать недоставало мочи.

И начал он: «Моих всю бодрость сил,

И мысли все, и все мои стремленья —

Одной я только цели посвятил:

Хвалить творца и славить в песнопенье.

Но ты велишь скорбеть мне и молчать —

Твоей, отец, я повинуюсь воле:

Весельем сердце не взыграет боле,

Уста сомкнет молчания печать.

Так вот где ты таилось, отреченье,