Благословенная тьма - [8]

– Так она же не в первый раз отлучается, верно?

– Не в первый, правильно говоришь…

– Ну а что же ты раньше молчал, не приходил?! Почему сегодня? Успокойся, вернется она. Всегда возвращалась – объявится и теперь.

Ляпа-Растяпа поерзал на лавке.

– У тебя же дар, – прищурился он. – Как будто не ведаешь, почему…

– Может быть, и ведаю, да только хочу от тебя самого услышать.

– Слово изреченное?

Ликтор кивнул.

– Точно. Скажешь – и легче будет, освободишься. Слово перестанет быть твоим, оно полетит…

– В космос, что ли?

– А хоть бы и в космос. Нам про то знать заказано.

Гость снова тяжело вздохнул.

– Добро, будь по-твоему. Полинка как смоется, так жди беды… Вернется – и сразу же то на птицу мор нападет, то с кем-нибудь хворь приключится. Как будто тот пришлый ей тоже, понимаешь, дар передал… от которого дай Бог уберечься. Агафона-то помнишь?

Ликтор кивнул:

– Как же, помню. Широкой души был человек. Ты наливай сам, не стесняйся. Я пока повременю, мне ясная голова нужна, а тебе наоборот – замутиться неплохо.

Ляпа никогда не отказывался от дармовой выпивки и радостно ухватился за бутыль. Усугубив, стал более словоохотливым.

– Так вот: Агафон прошлым летом-то помер, да?

– Ну, – снова кивнул хозяин.

– Вот тебе и ну. За пару дней до того Полинка шлялась где-то, потом пришла. Агафон давай ее корить: дескать, родителям жилы выматываешь, истаскалась вся, по деревне слухи ползут – и не совестно тебе? Церквы у нас нет, так давай, говорит, я тебя в райцентр свезу, исповедуешься, причастишься. Замуж, мол, тебе давно пора, засиделась в девках. А она как на него посмотрит… Ни слова не сказала и будто обожгла.

– Он что же, сам тебе сказывал?

– Сам. Успел. Говаривал, что его будто ножиком по глазам полоснули. А через два дня ослеп по-настоящему! Видать, перепугался, стал метаться по горнице, а погреб у него открытый был, вот он угодил в него да шею-то и сломил… Редкий был человек, с верой… Таких на селе больше и нет, все помалкивают, на люди не выходят, будто натворили чего… А этот веровал, о причастии говорил. А я-то сам причащался еще мальчонкой, тоже в райцентр возили. Тогда времена были суровые, за веру и схлопотать можно было… Да только батюшка мой не убоялся, поступил по-своему…

Ликтор уселся за стол, побарабанил пальцами по скатерти. Ляпа отметил, что скатерть чистая, ни пятнышка – и как он сам управляется, без бабы?

– Это все домыслы, – сумрачно проговорил Ликтор после непродолжительных раздумий. – Бабьи сплетни…

– Что домыслы-то?

– Да то, о чем ты речь ведешь. Откуда тебе знать, что он ослеп? Что метался? Об этом-то он никак не мог тебе доложить.

Ляпа пожал плечами:

– А что мне еще думать? И люди то же самое подумали. В горнице разгром, посуда побита – конечно, метался, дверь искал, выход… Крышка погреба откинута. И он там внизу, и голова свернута.

– Не знаю, не знаю. Я ведь ученый, – возразил на это Ликтор. – Я во всем пытаюсь найти причинно-следственную связь. Понимаешь меня?

Ляпа помотал головой и взялся за бутыль.

– Какая-такая связь?

Ликтор терпеливо продолжил:

– Про бритву Оккама тоже, конечно, не слыхивал?

Вопрос был риторический, Ляпа не имел ни малейшего представления, о чем толкует его собеседник. Он не знал не только Оккама, но и с бритвой по причине скудной растительности на лице общался редко.

– Был такой Оккам, – объяснил Ликтор. – Он писал, что сущности не следует умножать без необходимости. Это ты понимаешь?

И Ляпа вновь замотал головой, на сей раз активнее. Но слушал охотно, ему было интересно. Он даже на миг позабыл о своих тревогах.

– Хорошо. Чтобы тебе было понятнее: не ищи злого умысла в том, что можно объяснить глупостью. Не примешивай чертей, когда можно найти объяснение попроще.

– Да как же проще? Куда проще-то?! Сглазила, убила…

– Ну да, для вас, местных, проще этого ничего не бывает…

– Так если бы один Агафон! Ведь каждый раз, как вернется… Скажешь, и Савельевну не она?

– С налету не скажу, но усомнюсь для порядка.

– Сомневайся, дело твое. Только Савельевна ее злословить затеяла.

– Старая была твоя Савельевна. Со дня на день могла помереть. Я ходил к ней, на ладан дышала.

Ляпа возмутился:

– На Савельевне пахать можно было! Она бы всех нас пережила… Злая была – это да… натура такая вредная.

– Вот и сгорела от злобы…

– Не сгорела бы, кабы не подпалили…

Ликтор удивленно посмотрел на него:

– Полинка же – дочь тебе! Зачем ты ее в ведьмы записываешь и слышать иного не желаешь?!

– Так если ж ведьма, то как еще? А у Савельевны перед тем еще как раз коза околела…

Повисло молчание.

Ликтор встал и прошелся по горнице.

– Чего же тебе от меня надобно?

– Найди ее! Ты можешь… И не только ее, а узнай, куда она ходит. Чтобы выжечь там все!.. Вот, я заплачу…

Ляпа полез за пазуху, достал вполне респектабельного вида городской бумажник.

– «Все» – это что же?

На сей счет у Ляпы были самые расплывчатые представления. Но он твердо стоял на своем.

– Небось, не одна она там. Какое-нибудь общество…

– Да какое общество?! Все деревенские вроде на месте, а больше вокруг на десятки верст никого нет.

– Мало ли… – туманно ответил Ляпа.

Хозяин хмыкнул:

– Ну а если придется и Полинку твою жечь? Тоже проплатишь?