Благородная разбойница - [30]

Он наклонился, чтобы поцеловать ее ладонь, и Айвори вдруг захотелось провести рукой по его иссиня-черным волосам. Но она не была уверена в том, к чему ведет их разговор, и что бы она действительно хотела услышать. Она не осмелилась прикоснуться к нему.

— У меня такое чувство, что ты просто повторяешь слова, которые говорил другим женщинам. Мне бы хотелось, чтобы ты придумал какой-нибудь более оригинальный подход.

Ее язвительное замечание оказалось таким метким, что Чейз не выдержал и рассмеялся.

— Прости меня, — попросил он. — Ты замечательная женщина. Конечно, ты заслуживаешь гораздо более творческого подхода. Я боюсь только, что мы вернемся в «Алмазную шахту» прежде, чем я его найду.

— Разве это такая трагедия?

— Для меня да, — ответил Чейз. Не мог же он ей объяснить, что его жизнь зависит от этого.

На какое-то мгновение Айвори подумала, что, может, это просто из-за его смуглости он кажется ей таким особенным, непохожим на всех других. Она быстро отмела эту мысль. Конечно же, его выделяло дерзкое поведение. У Стокса тоже была эта черта, но Чейз был, несомненно, умнее, и это, бесспорно, отличало его и делало, возможно, более опасным.

— Только не придумывай тут всякие сказки, — сказала она, отнимая руку. — Ты сам только что сказал, что для тебя больше значит опасность, чем я сама, а после такого признания никакой подход ко мне, даже самый изощренный, не пройдет. А теперь иди, найди себе занятие до обеда. Я хочу побыть одна.

Чувствуя, что она поймала его на слове, Чейз слишком поздно понял, какую грубую ошибку он допустил.

— Я сказал только, что существуют мужчины, которым нравится опасность. Я не сказал, что я один из них.

— Ну, пожалуйста, — протянула Айвори. — Ты только делаешь еще хуже. Просто убирайся отсюда, и все.

Чейз неохотно подчинился и ушел в пассажирский отсек. Сомневаясь, что он сможет найти здесь себе развлечение, сравнимое со шквалом насмешек, которые обрушила на него Айвори, он несколько минут просто мерил шагами проход, пока его взгляд не упал на альбом, который она там оставила. Чейз был уверен, что в ближайшее время она здесь не появится, так что он уселся и принялся перелистывать страницы. Как он отмечал и раньше, Айвори удавалось талантливо схватывать индивидуальность каждого предмета, и он просто любовался ее рисунками.

Первые страницы альбома были отданы натюрмортам, но они не шли ни в какое сравнение с обычным нагромождением фруктов и предметов. Она умело сочетала природную красоту овощей с разного рода механическими деталями, и контраст между живым и неживым был передан так красиво, что Чейз не мог удержаться от соблазна провести пальцами по странице. Он следовал за изгибами линий и поражался замечательному таланту Айвори.

Ему не терпелось увидеть больше, и он листал страницу за страницей, рассматривая выразительные зарисовки, изображающие завсегдатаев бара в «Алмазной шахте», облокотившихся на стойку, Фон рисунка каким-то необычным, причудливым образом складывался в абстрактное изображение пары мужских башмаков.

Ожидая еще более смелых комбинаций, Чейз перевернул страницу, и у него перехватило дыхание. Айвори, как оказалось, не просто видела его в той проклятой клетке. У нее еще хватило времени, чтобы нарисовать его во всех возможных ракурсах.

Рисунки были замечательными, но даже это не умерило его возмущения. Он был не больше чем просто экспонатом! Спайдер сказал что он нравится Айвори. Теперь Чейз начал опасаться, что причина этих симпатий просто в том, что он стал для нее новым интересным объектом дли упражнений в живописи.

Глубокo уязвленный, он вскочил на ноги, вбежал в рубку и помахал рисунком перед лицом Айвори:

— Тебе было забавно рисовать меня, да? Я мог там замерзнуть до смерти, там было так дьявольски холодно, но ведь тебе и в голову не пришло подумать о том, каково мне, верно? Я для тебя — вроде тех игуан в твоих научных программах, просто какое-то там жалкое человеческое существо, которое избили и бросили, как груду мяса. Да, ты действительно дочь своего отца. Может, у тебя и острый глаз, и ты можешь рисовать все, то тебе нравится, но у тебя души нет ни на гран, и ты никогда не будешь великим художником.

Чейз швырнул ей альбом и ушел. Ее не слишком поразило то, что он рылся в ее рисунках, но это все же уязвило ее. Она схватила злополучный альбом и пошла вслед за ним.

— Да как ты смеешь глядеть мои работы! — закричала она — Все, чем я владею, до самой последней вещи — это мое личное дело, и если ты еще хоть раз осмелишься рыться в моих рисунках или в любых моих вещах, ты еще будешь умолять меня скорее тебя пристрелить, чтобы окончить твои мучения!

Чейз, слишком разозленный, чтобы рассуждать здраво, видел перед собой только невероятно желанную женщину, а не ту, раздражение которой было под стать его собственному. Вместо того чтобы ответить такими же яростными угрозами, он схватил ее, обнял и поцеловал, требовательно и страстно. Ее неистовые попытки вырваться из его объятий только усилили в нем стремление наказать ее потоком жадных поцелуев. Он повернулся, не давая ей уйти, и потянул ее вниз, на ближайшее кресло.