Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Киллам Уилбер - [3]

И их история — это подлинная жизнь, без глянца, без ретуши, без прикрас.

Эта книга удивительна и уникальна, потому что в ней помимо драматичной жизненной истории представлен широчайший круг острых вопросов современности, волнующих не только тех, кто встретился с вызовом рака в своей жизни, но и вообще большинство думающих людей. Это так — иначе Трейя не была бы Трейей, а Кен Уилбер не был бы Кеном Уилбером. Проблема поиска своего предназначения, своего «даймона» и вопрос различения двух фундаментальных подходов к жизни — мужского «делания» и женского «бытования»; проблема поиска смыслов и толкований — своей болезни, своему вызову, своей жизни — и значение подлинной духовной практики для здоровой, гармоничной жизни; проблема влияния принятых в обществе интерпретаций болезни на процесс излечения и вопрос выбора способов лечения; глубокий, правдивый анализ традиционных и альтернативных подходов к лечению рака; проблема замалчивания в обществе вопросов, связанных со смертью и умиранием, и вопрос поиска наиболее гуманного и духовного способа встречи со смертью — вот далеко не полный перечень того, чем богата эта книга. И конечно же, то, без чего не обходится ни одна книга Уилбера, — интегральный подход, поиск путей примирения и объединения восточных и западных систем знания, науки и духовности, повседневной жизни и мистического, пикового опыта.

Но в первую очередь эта книга о подвиге, о красоте, о тайне внутреннего преображения. И о том, как повседневная жизнь превращается в легенду…

Роман Макуш

Предисловие ко второму изданию

Я пишу эти строки, когда со дня смерти Трейи прошло уже десять лет. Ее присутствие в моей жизни обернулось для меня и бесценным даром, и неизмеримой потерей. Бесценным даром были те годы, что я знал ее; неизмеримой потерей стал ее безвременный уход. Конечно, что-то подобное происходит чуть ли не с каждым событием в жизни: оно наполняет тебя и опустошает, причем делает и то и другое одновременно. Дело лишь в том, что люди, подобные Трейе, невероятно редки среди нас, оттого и счастье, и боль становятся сильнее во сто крат.

У каждого, кто знал ее, была своя Трейя. И та, о ком пойдет рассказ ниже, — это моя Трейя. Не утверждаю, что это единственная или даже самая лучшая Трейя. Но я верю, что мой рассказ будет полным, честным и беспристрастным. В частности, в нем свободно используются ее дневники, которые она с перерывами вела практически всю свою взрослую жизнь и почти каждый день в те годы, что мы были вместе.

Я собирался уничтожить эти дневники после того, как Трейя умрет, не читая их, потому что они были для нее очень личным делом. Она не показывала их никогда и никому, даже мне. Не потому, что держала втайне свои «подлинные чувства» и вынуждена была «прятать» их в своих дневниках. Как раз наоборот: одно из самых удивительных качеств Трейи — пожалуй, даже, можно сказать, самое поразительное ее качество — состояло в почти полном отсутствии противоречия между тем, какой она была для себя и для других. У нее не было никаких «потаенных» мыслей, которые ей было бы страшно или стыдно поведать миру. Если ее спрашивали, она отвечала именно то, что она думает и о том, кто спрашивает, и о ком-либо другом, но она делала это настолько прямо, откровенно и без всякой агрессии, что люди редко обижались. В этом была основа ее невероятной внутренней цельности; люди с самого начала проникались к ней доверием, потому что они понимали: она никогда не скажет неправду — и, насколько мне известно, она никогда не лгала.

Нет, я собирался уничтожить ее дневники по другой причине — просто потому, что, когда она вела их, это было особое время для нее — время, когда она могла побыть наедине с собой, и я считал, что никто, в том числе и я, не вправе вторгаться в это пространство. Но перед самой своей смертью она показала мне на дневники и сказала: «Они тебе пригодятся». Трейя попросила меня написать о тех тяжких испытаниях, через которые мы прошли, и знала, что дневники понадобятся мне, чтобы передать ее собственные мысли.

Работая над «Благодатью и стойкостью», я прочел целиком все ее дневники (примерно десять больших блокнотов и множество компьютерных файлов). Оказалось, что там можно найти выдержки, относящиеся буквально к каждой из тем, затронутых в книге, а значит, дать возможность Трейе говорить самой, своими словами, в своей манере. Читая дневники, я убедился, что все обстоит именно так, как я и предполагал: там не было секретов, не было такого, чем бы она не поделилась со мной или со своими родными и друзьями. Трейя просто не делала различия между своей личной и социальной жизнью. Я думаю, что это проистекало именно из ее внутренней цельности и, как мне кажется, было напрямую связано с ее качеством, которое можно охарактеризовать только как бесстрашие. В Трейе была сила, сила абсолютно бесстрашная, и мне нелегко говорить об этом. Трейя не боялась потому, что ей нечего было скрывать от меня, от Бога или от кого угодно.

Она была открыта для реальности, для Божественного, для мира, и поэтому ей нечего было бояться. Я видел ее в боли, я видел ее в мучениях, я видел ее в гневе. Я никогда не видел ее в страхе.