Благодарю, за всё благодарю - [17]

Случайные попутчики толпятся,

Взывая о возмездьи, о величьи

Былого, и влачат с собой повсюду –

От стен Парижа до манджурских сопок

И храмов потрясенного Китая –

Тоску утробную по растегаям,

Воспоминанья о садах вишневых,

Туфлях обломовских, и самоварах,

И табелях о рангах, и скрижалях

Незыблемых, и о столпе закона, –

Они не мы.

Их поглощает время.

И мемуарным отсветом мерцают

Их призрачные хищные обличья.

А мы таим в себе непостижимый,

Единый лик Архангела России.

Мы огненною скорбью крещены,

Живой и мертвою водой омыты;

Пройдя врата отчаянья и смерти,

Мы поняли величие и силу

Сопротивление в духе.

Наступили

Те времена, когда опять поэты

Ведут народ в пустыню, иссекая

Потоки вод из скал невозмутимых,

Чтоб из сердец текла живая влага.

Мы восстаем магическою силой

Над злобою египетской и болью

Склонившихся к земному тленью дней,

Над хаосом российских днепростроев,

Над рудами сибирскими, над сонмом

Левиафанов, торжищ и колхозов,

И видим, что ушли в земные недра

Благие духи. Мать-земля сырая

Лежит без чувств. Лишь ангелы успенья,

Как странники, являются бездомным

На перекрестках, рубежах, распутьях

России…

1935

«В моих последних, татарских…»

В моих последних, татарских,

Еще не крещенных глубинах

Над пеплом усадьбы барской

Слышится свист Соловьиный.

Мне видится дикое поле,

Дотла сожженные сёла.

О вольная воля,

Разбойничьей песни веселость!

Во мне пламенеет, клубится

Вся страсть возмущенной стихии:

Я больше не в силах скрыться

От страшного зова России.

1936

«Я не хочу быть чище и святее…»

Я не хочу быть чище и святее,

Чем родина моя.

Нет, лучше смерть, нет, лучше нож злодея

И мрак небытия,

Чем причитания святош и стариц,

И ектеньи ханжей,

И укоризненный горе воздетый палец,

И белый бред вождей.

Кому судить, – в борении, в страданьи

Над бездною времен,

Россия, ты – святое упованье

Народов и племен.

Пускай еще слепых стремлений взрывы

Терзают облик твой,

Ты создаешь невиданные дивы,

Ты жертвуешь собой.

Ты восстаешь из бездны возмущенных

Вскипающих глубин.

Отчизна мира, сердце угнетенных,

Мой путь и твой – один.

1936

«Да, я знаю: из крови и мук…»

Да, я знаю: из крови и мук,

Из позора и смрада,

Из сведенных отчаяньем рук,

Из привычного ада,

Из чумных и расстрелянных лет,

Что зияют как рана,

Из жерла пожирающих бед,

Непосильного срама,

Из трущоб, и песков, и пурги

Всероссийского горя,

От варягов до желтой Урги

И от моря до моря –

Восстает от последнего дна

Обессиленной бездны

И грядет океана волна! –

Многолика, безвестна,

Всё мощней, всё слышней, всё ясней,

И сердца потрясает глухие

В озареньи очищенных дней

Молодая Россия.

27 декабря 1936

«Опять кричат досужие витии…»

Опять кричат досужие витии,

И режет воздух громкоговоритель,

И делят ризы алые России,

И каждый мнит, что он ее спаситель.

Но мне ль судить измученную землю?

Не соблазнюсь ни правдой, ни химерой:

Какая есть, о родина, – приемлю

С терпением, надеждою и верой.

1937

«Опять нас разделяют знаки…»

Опять нас разделяют знаки.

И твой не мой, и мой не твой.

Кровавые восходят маки

Над обнаженною землей.

В твоей руке тугая лира.

К чему? В честь явленных богов

Уже возносится секира

И связень древних батогов.

И крест надломленный кружится,

Не в силах вечность побороть,

Звезда кровавая нам снится,

Вонзается в живую плоть.

Разит нас серп, крушит нас молот,

Слепят плакатные огни,

И ненавистью мир расколот.

Смирись. Душой навек усни.

И растворись в толпе безликой,

Воспламеняйся, холодей,

Приветствуй исступленным криком

Непререкаемых вождей.

И, разрушая, погибая,

Плечом к плечу и к мысли мысль,

Верь в торжество земного рая

И в правоту священных числ.

Но если лирою Орфея

Ты выведен за тот предел,

Где только духи, пламенея,

Встают над прахом душ и тел,

Тогда, превыше всех страданий,

Пылай ликующим огнем,

Освобождая от желаний,

От страха смерти,

И в твоем

Огне вселенском и кристальном

Преобразится дольний слух,

И в океане изначальном

Бессмертный отразится дух.

1937

РОДИНЕ

Только ты. Отягчаются веки

Долгожданной слезой.

Только ты – и певучие реки

Вновь текут предо мной.

И со мной – колыханья, мерцанья

Уходящих годин,

Словно не было вовсе изгнанья

И досрочных седин.

Словно грудь эта только дышала

Первых дней глубиной,

И душа только звукам внимала

Древней песни степной.

1938

ИСПАНИЯ

Испания, нет нам роднее

И нет обреченней страны.

Из бездны столетий, рдея,

Из пламенной глубины

Встают твои скалы, твердыни,

Дороги, соборы, сады

Под пенье загробной латыни,

Под звон медно-красной руды.

Твоя золотая армада

Плывет к берегам Ципанго.

Но слышится тихое «Nada» –

Понятное нам «ничего».

И там, над толпой, воспаленной

Миражами долгих сиест,

Колеблется – вижу – зеленый

Святой инквизиции крест.

И скорбью – упорнее зонда –

Пронзает сердца и звенит

Пустыни мираж, canto hondo,

И вдаль заключенных манит.

И в карцере тихой Севильи,

В оковах меж гордых колонн

Поруганный нищий в бессильи,

Безумной мечтой уязвлен,

Провидит сквозь полдня дремоту

В кристальном и звездном огне

Печальную тень Дон Кихота

На тощем, как вечность, коне, –

Чтоб смехом, и болью, и смехом

Звучали, пьянели века

И чтоб несмолкаемым эхом

Сердца отзывались, пока

Не встанет из бездны падений,

Играя с превратной судьбой,

Народный и солнечный гений

Над древней испанской землей.

1937

«Как Улисс, отверг я обольщенья…»

Как Улисс, отверг я обольщенья