Благодарю, за всё благодарю - [16]

Шрифт
Интервал

И серые струятся облака
В разреженной чувствительной лазури,
Твоей души касаются слегка.
Не призывай довременные бури.
Не облекай в их стон твой смертный страх –
И жизнь, и смерть теперь неуловимы:
Они смесились в тонких тростниках,
Как над рекой опаловые дымы.

«Только нежный, бледно-голубой…»

Только нежный, бледно-голубой
Полог неба и ландшафт спокойный.
Звезды, вечер, пруд и тополь стройный.
Насладись минутною игрой
Облаков, и света, и созвучий,
Полнящих еще немую грудь,
Погрузись, отдайся, и забудь,
И себя надеждою не мучай.
Отступи в мерцание глубин,
Слушай шепот листьев – зов Орфея,
Ничего в прошедшем не жалея,
Цельного мгновенья властелин.
И звезда зажжется над тобой.
И ты будешь как ландшафт спокойный –
Вечер, пруд, и тонкий тополь стройный,
И бессмертный полог голубой.

«Окружена ограда темною листвой…»

Окружена ограда темною листвой,
Побеги винограда шепчут надо мной.
Сквозь облаков разрывы слабый свет проник,
Уж на волнах трепещет лунный бледный лик.
В тиши июньской ночи легкий шаг звучит.
Калитка тихо скрипнет – милая спешит.
И если не обманет сердца вещий стук –
Прикосновенье близко нежных тонких рук.

«Я просил у вышних богов…»

Я просил у вышних богов:
«Дайте мне мудрость, о боги!»
Я не мерил моих шагов
По восходящей дороге.
В одиночестве и чистоте
Проникал в небес пределы,
Постигая ритмы в числе,
Преступая границы тела,
Не нашел запретных плодов
До звезд вознесенного древа.
А в тени земных садов
Мне протягивала руки Ева.
И я понял: неполно мое
От страстей отреченное знанье.
Ускользающее бытие
Стало тайною обладанья.
И познал я бога в крови,
Что струится всё непокорней.
Изголовьем стали любви
Древа горькие корни.

МУЗЫКА НАД ВОДОЙ

Над рябью сонных вод последний луч погас,
И стих волынщиками выдуманный трепет,
И восемнадцатого века без прикрас
Печальный снится лик, печальный слышен лепет.
Наивный скрипками разыгранный бурэ,
Отплясываемый пред сельскою таверной,
Как лента пестрая в вечернем серебре,
Мелькнул пред публикою грустной и манерной.
И Божьей милостию английский король
Георг ганноверское вспомнил заточенье,
Жену-изменницу… рыдает фа-бемоль
И разрешается как бы аккордом мщенья.
Казалось королю, что бьют последний час
Над тихой Темзою старинные куранты.
И плакали вдали, где свет зари погас,
Меланхолические Гайдена анданты.

«Девушка в широком красном платье…»

Девушка в широком красном платье,
Как в объятьи пламени, пришла.
Что тебе могу смущенной дать я
Из сокровищниц добра и зла?
Сердца слышу частое биенье.
И любовь нежданная твоя –
Как звезды негаданной рожденье
На привычном небе бытия.

ВАРИАЦИЯ НА МОТИВ ИЗ ЛЕРМОНТОВА

(Парус)

Я – как матрос, рожденный в час прибоя
На палубе разбойничьего брига.
Его душа не ведает покоя.
Он не боится рокового мига.
И с бурями, и с битвами он сжился,
Но, выброшен на берег одинокий,
Он вспомнил всё, о чем душой томился,
И бродит по песку в тоске глубокой.
Как солнце ни свети ему с зенита,
Как ни мани его деревьев шепот,
Его душа лишь бедствиям открыта.
Он слышит волн однообразный ропот.
И, всматриваясь в дымные пределы,
Где разыгрались волны на просторе,
Мелькнет ли вновь желанный парус белый,
Крылу подобный чайки диких взморий.
Там, на черте, что воды океана
От серых тучек, мнится, отделяет,
Полотнище, рождаясь из тумана,
Видением мгновенным возникает.
И, приближаясь к берегам безвестным
Могучим, ровным бегом, – не спасенье,
А новое ему несет волненье,
И ярость бурь, и колыханья бездны.

«И если так – сольются облака…»

И если так – сольются облака
В живую арку,
И если так, то победим века
И злую парку.
Не хлынет, но пробьется узкий свет
Сквозь отреченья –
Негаданный и чаянный ответ
На все сомненья.
И не считать смиренные гроши –
Что за, что против,
Но ждать восстановления души,
Одушевленья плоти.

ПАМЯТИ Е. В. АНИЧКОВА

Вот книги старые под слоем мертвой пыли.
Не славит их народная молва.
Сперва не поняли, а после позабыли
Их мудрые и вещие слова.
Через столетия звучит их голос снова,
И прошлого приподнялся покров.
Иносказания тончайшая основа
Цветами заткана земных лугов.
Там пенье Сирина и песни Алконоста,
Там хоровод идей и дум былых,
Там мертвецы вселенского погоста
Являются, как встарь, среди живых.
Из старых книг, из тайников былого
Ты новое откроешь миру слово.
1937

ЗА РУБЕЖОМ (1936-1954)

И даже мглы – ночной и зарубежной

Я не боюсь.

А. Блок

«Ангелы моей страны родной…»

Ангелы моей страны родной,
Видел вас в моем бессильи:
Распростерли надо мной
Белые израненные крылья.
Только миг – и отступили прочь,
В сон отчизны ледовитый.
Уж никто не в силах мне помочь,
И лежу я как убитый.
Но сквозь призму хладного огня,
За чертой последней отречения,
Различаю – вне меня –
Времени возвратное движение.
Хлынет сердца жертвенная кровь
В древний холод мирозданья.
Зазвучу перед тобой, Любовь,
Обнаженным голосом страданья.
1933

ГРАЖДАНЕ ВСЕЛЕННОЙ

…Мы – граждане вселенной,
Всем близкие, всем чуждые; мы – дети
России, обновленной сокровенно.
По всем путям, по бездорожьям многим
Идем с Востока, видим запад солнца
И говорим на многих языках.
В гонении, в рассеяньи, в смущеньи
Умов и в нищете усталой плоти
Не гневный страх, но звездное терпенье
Таим в сердцах, где нет давно надежды
На торжество земных великолепий.
Пускай вокруг, хуля людей и Бога,

Еще от автора Илья Николаевич Голенищев-Кутузов
«Новая Жизнь»: комментарии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь Данте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Данте

Книга посвящена Данте Алигиери (Dante Alighieri), знаменитому итальянскому поэту XIII в.


Рекомендуем почитать
Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


Столб словесного огня. Том 2

В настоящем издании представлено поэтическое наследие поэта Анатолия Гейнцельмана (Шабо, 1879 – Флоренция, 1953), прожившего большую часть жизни в Италии (главным образом, во Флоренции). Писать стихи Гейнцельман начал еще в конце XIX в. и в 1903 г. в Одессе опубликовал первую книгу, так и оставшуюся в России единственной. Находясь в стороне от литературных кругов русской эмиграции, Гейнцельман продолжал писать, по его словам, для себя и для жены, стараниями которой наследие поэта было сохранено и архив передан Флорентийскому университету.В первый том вошли прижизненный сборник «Космические мелодии» (1951), а также изданные вдовой поэта Розой Хеллер книги «Священные огни» (1955) и «Стихотворения.


Прозрачная тьма

Книга стихов замечательного русского поэта, прожившего с 1919 года до кончины в Италии, князя Василия Александровича Сумбатова (1893-1977) в России издается впервые. В настоящее издание в полном составе входят прижизненные поэтические сборники В.Сумбатова 1922, 1957 и 1969 гг., избранные стихотворения, не вошедшие в сборники, и поэтические переводы из итальянских и английских поэтов.


Столб словесного огня. Том 1

В настоящем издании представлено поэтическое наследие поэта Анатолия Гейнцельмана (Шабо, 1879 – Флоренция, 1953), прожившего большую часть жизни в Италии (главным образом, во Флоренции). Писать стихи Гейнцельман начал еще в конце XIX в. и в 1903?г. в Одессе опубликовал первую книгу, так и оставшуюся в России единственной. Находясь в стороне от литературных кругов русской эмиграции, Гейнцельман продолжал писать, по его словам, для себя и для жены, стараниями которой наследие поэта было сохранено и архив передан Флорентийскому университету.В первый том вошли прижизненный сборник «Космические мелодии» (1951), а также изданные вдовой поэта Розой Хеллер книги «Священные огни» (1955) и «Стихотворения.