Благодарю, за всё благодарю - [14]

1932

«Как пережить мне смерть мою в тебе?..»

Как пережить мне смерть мою в тебе?

Какое этой муке дать названье –

Покорность? Безнадежность? Упованье?

Но ты в моей останешься судьбе,

Как серафим, что указует путь,

В смертельный холод звездный отступая.

О, если бы хоть раз еще взглянуть

В его глаза, горя и не сгорая.

И видеть тот же пламень голубой

Его очей – полуночный и властный,

Чтоб изойти восторгом, и тоской,

И музыкой, с уделом не согласной.

1935

МУЗА

Запах кипариса, и сандала,

И увядших лет, и роз сухих.

Не сама ли эту песнь слагала,

Не сама ли повторяла стих

Безнадежный. И, ремней сандалий

Недостойный развязать твоих,

Вижу крылья, ощущаю дали,

Повторяю непонятный стих.

Миг один. И косы золотые

Растворятся в золоте зари.

Но в ларце, где дремлют дни былые,

Ты забудешь снова янтари.

Поспешить свидание не смея,

Буду долго, долго ждать, бледнея,

Колдовать над розою сухой,

И вдыхать запретные куренья,

И мешать святое нетерпенье

С медленной, покорною тоской.

1935

МЕНТЕНОН

«Je serrais les bras; mais j’avais

deja perdu ce que je tenais».

Bossuet

1

Ты помнишь ли те полдни? Голоса

Смолкали птиц, пахло древесиной,

И падала смолистая слеза,

Прозрачная, как стих Расина.

Сжимали жадно цепкие плющи

Стволы высоких кленов, тонких сосен,

А в чаще пели скрытые ключи,

И музыкою приближалась осень.

2

В зеленые каналы и пруды

Глядели, не мигая, водяницы;

Касались заколдованной воды

Их неподвижные ресницы,

Лазури древней ветхая печаль

Дрожала в ясности полдневных звуков,

И поглощала медленная даль

Руины королевских акведуков.

3

По склону дымному в венке из мхов

Оторопелый фавн бежал, хромая.

Под аркою недвижных облаков

Внизу дремал дворец Ноайя.

И прославлял багряный гимн листвы

Барочный герб на полукруглой башне,

И замковые расплывались рвы,

И с будущим сливался день вчерашний.

4

Войди со мной в тот храм, в ту тишину:

Ты чувствуешь ли кленов колыханье

И голубую дремную волну

Неодолимого желанья?

Где грань последняя, где роковой предел

Земли, небес, и музыки, и тела?..

Ты помнишь ли, как полдень пламенел

И в воздухе ты таяла и пела?

5

Безумием душа поражена

И полнотой любви несовершенной

И жертвенной. Сама собой пьяна,

Она колеблет сон вселенной,

До звезд встает и поражает плоть,

Мгновениям дарует вечность.

Безумствует, стремится побороть

Богов убийственную быстротечность.

6

Как будто власть имеет всё вернуть

В счастливое довременное лоно

И кругом сказочным навек замкнуть

Холмы и башни Ментенона,

И Франции улыбчивую сень,

И лес из басен Лафонтена,

И лета ускользающую тень,

И запах смол, увядших роз и сена;

7

И сладострастья легковерный сон

Средь августовской музыки багряной,

Опаловый лучистый небосклон

Над изумрудною поляной, –

Как будто власть имеет превратить

В гимн торжествующий земного постоянства

Два сердца смертные, чтоб вечно жить

Вне времени, вне чисел, вне пространства.

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ (1935-1938)

«Не плакальщицей жертвенного Слова…»

Не плакальщицей жертвенного Слова

Моей страны родной,

Но вестницей грядущего живого,

Евангельской женой,

Душа моя, пребудь в усталом мире!

Колебля твой покров,

Уже дрожит в предутреннем эфире

Благая весть веков.

Лишь этим Словом всколосятся нивы

И лягут под серпом,

И города восстанут, горделивы,

В просторе голубом,

И мой народ забудет мор и голод,

Презренный страх и стыд –

По наковальне обновленный молот

Свободно зазвучит.

Уже восходит творческое Слово,

Пронзая мертвый слой,

Звездой любви пылающей и новой

Над русскою землей.

1933

«Тот, кто увидел предел…»

Тот, кто увидел предел

Мудрости шаткой,

Тот, кто вполне овладел

Лирою краткой,

Мир не отвергнет – о нет! –

Знающей горькой улыбкой,

Жалостью к людям согрет

Нежной и зыбкой.

СОНЕТ

Там, где светил предельных чистота,

Тысячелетья – краткие мгновенья.

Как мне понять? В часы уединенья

Во мне звучит могильная плита.

О страшный звук! Печальная чета

Надгробных кипарисов, запах тленья…

Твои давно исчислены мгновенья.

Садись у придорожного куста.

И слушай ночь. Куда спешить? К чему?

В потертую дырявую суму

Сложи надежды. И с мечтою тленной

Усни. И в лабиринте древних снов

Ты повторишь заклятье странных слов:

Во мне пылает полнота вселенной.

1934

НА СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА I ЮГОСЛАВЯНСКОГО

Ты оживаешь, Король,

Движешь стихией свободной,

Пресуществленная боль,

Стала душою народной.

В гневе полночной грозы,

В стоне пастушьей свирели,

В тихом сияньи росы,

В осени жертвенном хмеле,

В памяти страшных утрат,

В ярком биении жизни,

Силой заветных преград,

Алою кровью отчизны –

Ты оживаешь. Сердец

Слитное слышу биенье.

Только терновый венец

Духа венчает рожденье.

Рок отступает слепой.

Ритмом надгробных рыданий

Ты вознесен над землей

В пурпуре древних преданий.

1934, ноябрь

«О одиночество! Луна сквозь саван туч…»

О одиночество! Луна сквозь саван туч

И вьюга снежная над узким переулком,

Где шаг твой слышится таким чужим и гулким.

Меж телом и теплом – замок и ржавый ключ.

К чему спешить. И как ты завершил

Вседневный кружный путь: вот дом и вот калитка.

Не разворачивай томительного свитка.

Ты знаешь всё давно. От альф и до могил

Душой измерены земные расстоянья.

А там, на небесах, пронзительней, ясней

Над трехаршинною бесспорной бездной дней

Луны загробное, незрячее сиянье.

1935

ЦЫГАНСКАЯ БАЛЛАДА

Ich schluss eine Katz am Zann,

Der Anne, der Hex, ihre schwarze liebe Katz.