Black Sabbath. Добро пожаловать в преисподнюю! - [54]

– Тут вот что произошло: мы стали писать музыку не по тем причинам, что надо. Мы устали, – вспоминает Оззи. – Наркотики и алкоголь сделали свое дело, и я хочу сказать, что все, что я позже говорил о Тони, в какой-то степени несправедливо – мы все были не в себе и ждали, что он вытащит нас из этой жопы. Он целыми днями пропадал в студии, хотя ему было не лучше нашего. Но, так или иначе, мы полностью возложили ответственность за альбом на него, а если альбом выходил плохим и не нравился нам, мы втайне винили во всем его.

Гизер соглашается с ним.

– Это было ужасно. Я ненавидел этот альбом. Я его ненавижу. До сих пор не выношу это гребаное говно, потому что оно насквозь фальшивое и ложное.

Единственным светлым пятном оказался заглавный трек, лихорадочное рубилово, которое в самом деле неплохо бы смотрелось в альбоме Sex Pistols. Там даже гитарного соло не было – только замечательный верткий рифф, который пришел, сделал свое дело и ушел обратно, изрядно впечатлив зрителя. Когда группу убедили выпустить Never Say Die на сингле, песня стала их первым британским хитом со времен Paranoid восьмилетней давности. В мае они даже снова побывали на студии Top Of The Pops, чтобы исполнить песню под фонограмму. К тому времени они были в середине 29-концертного британского тура, включавшего пять выступлений в Лондоне и четыре в Бирмингеме. Альбом добрался в чартах до двенадцатого места – судя по всему, фанаты на родине по-прежнему их любили, как бы четверка ни старались запятнать легенду.

Тем не менее, по словам Гизера, «атмосфера была ужасная. Оззи на самом деле оставался в группе только потому, что ему больше деваться было некуда. Никому из нас не нравились песни, которые мы играли, но ничего лучше не получалось. Мы все равно записались, выпустили альбом ради альбома, а потом поехали на гастроли. Гастроли были отличными, но мы играли на них с Van Halen, и Оззи это вообще добило. Он думал, что Van Halen в десять раз лучше, чем мы».

За кулисами они пытались веселиться. Пол Кларк вспоминает одну шутку – попытка убедить Гизера, что его водитель и личный техник, получивший из-за огромного носа прозвище Конкорд, – «просто вонючий фермер. Он был отличным парнем, но мы постоянно над ним прикалывались, говорили Гизеру: «Б*я, он воняет! Он что, обосрался?» А Гизер такой: я ничего не чувствую, отвалите от меня». Однажды Пол и Тони, решив повторить свой розыгрыш с Биллом, сунули большой кусок горгонзолы в радиатор машины Гизера. Гизер, который тогда жил в престижном городке Клоус-Топ в Мидлендсе, каждый день просил Конкорда отвезти его домой.

– На следующий день, – продолжал Пол, – Гизер приезжает, закрывая платком нос. И у него на зеркале заднего вида висит целая куча этих ароматических висюлек. Буквально несколько десятков. Он говорит: «Увольте его! Найдите мне другого водителя! Я в машине даже дышать не могу!» Мы с Тони чуть не померли, пытаясь не расхохотаться.

Впрочем, как всегда, Билл настрадался от «юмора» Тони больше всего. Перед майским концертом в «Гомон-театре» в Ипсвиче Билл облачился в свои новые «панковские шмотки» – камуфляжные брюки и куртку, купленные в армейском магазине поблизости. Он спросил Тони, что тот думает о его новом концертном костюме, и Тони ответил: «Говно полное». Билл взмолился: «Да ладно тебе, Тони». Тони покачал головой: «Просто ужасно». А потом схватил ведро с водой и окатил Билла. «Как мне теперь на сцену идти?» – закричал Билл, но Тони уже рядом не было – он шел по коридору, шатаясь от хохота…

Впрочем, куда менее забавный случай произошел в Глазго, когда Тони узнал, что на концерт пришел «старый друг» из Melody Maker, Аллан Джонс. Тони так и не простил влиятельного журналиста за ту давнюю резкую статью. Он решил, что пора отомстить. Пол пригласил Джонса за кулисы, «чтобы поздороваться»; Тони в этот момент как раз снимал дорогие часы. Джонс протянул ему руку, а Тони ответил, как он позже выразился, «неплохо просчитанным хуком слева» в челюсть. Естественно, происшествие наделало шуму в Melody Maker и других газетах, и группа еще сильнее испортила себе репутацию среди воинствующей панк-аудитории, но Тони было наплевать. Это же не музыкальный, а личный вопрос.

Вспоминая их предыдущую встречу, Тони объяснил, что встретил Джонса на вокзале, а потом отвез его домой в Лестершир и угостил его ужином.

– Все было нормально, – сказал Тони. Только вот потом Джонс совершил смертельный, по мнению гитариста, грех: стал критиковать и высмеивать его образ жизни.

– Он думал, что я живу в пещере. Стал ругать меня за то, что я коллекционирую антиквариат и картины.

Джонс смеялся над его растущей коллекцией картин, «для которой у большинства людей даже места бы дома не нашлось». Последней каплей, по словам Айомми, стало то, что Джонс стал подтрунивать над его большими немецкими овчарками, которые якобы «напали на него». Вскоре, занюхивая очередную чудовищную дорожку кокаина, Тони решил, что Джонс поплатится за все. И в Глазго в мае 1978 года так и случилось. А потом Тони решил, что поплатиться должны все. И к концу того года они поплатились. Началось все с Оззи, а продолжилось – остальными музыкантами группы и всеми, кто попадался под горячую руку…