Блабериды - [93]

Лежать долго я не смог. Нервозность и страх поймать клеща подняли меня, поэтому некоторое время я шагал вдоль дороги взад-вперед. Так я привлекал внимание. Я снова сел в траву и представил, что времени нет, а всё, что может произойти, уже произошло. Я уже там, где должен быть. Я уже здесь. Я — нигде и никогда.

Меня начало клонить сон. Оставалось ещё полчаса, когда дремоту отогнал звук автомобиля. По просёлку ко мне двигался темный микроавтобус с интересными номерами. Автобус ехал медленно, переваливаясь по неровной дороге, как толстый ленивый грызун.

Я стал вспоминать, куда вела эта дорога. По-моему, она вела к проплешине у самой «Зари», с которой расходились колеи в сторону самого комбината и обратно, в направлении Ключей.

Автобус остановился. Из него вышел человек в чёрной футболке. У него были очень длинные руки, которые напоминали сварочные клещи. Он двинулся ко мне, сделав жест, вроде приглашения. Я встал. Маскироваться было поздно.

— Телефон давай, — протянул он свою клешню.

Загар на его предплечьях лежал кольцами; наверное, он носил разную длину рукава.

У него был взгляд собаки, которая держит тебя на мушке перед тем, как броситься, грохотнув цепью. Две морщины расчертили его щеки. Должно быть, лицо его частенько принимало брезгливое выражение. Он говорил по-деловому и вкрадчиво.

— Телефон давай, — потребовал он снова и раскрыл ладонь.

Голос был негромким, почти доверительным.

— Зачем? — спросил я, выигрывая время, сам не знаю для чего.

Он смотрел мимо меня. Ответ мой не разозлил его, но и не остановил. Он его как будто не услышал.

— Телефон, — потребовал он тем же голосом. — Давай, давай.

Его раздражала рутина моего сопротивления. Но он привык и научился преодолевать собственное раздражение. Он знал финал этой истории. Он делал скидку на мою неопытность. Он не бил сразу, не заламывал руку. Просто счётчик в его голове вёл обратный отсчет.

Он изобьет меня, но сделает это без удовольствия. Избиение — это чёрт знает какой фитнес. Да и соперник я неинтересный.

Я достал из кармана телефон. Быстрым движением он сунул его в брюки.

— Фотоаппарат давай, — потребовал он.

— У меня нет.

— Есть. В машине. Вскрывать будем? Может, ещё что-нибудь найдем?

— Не надо.

Мы молча прошли к машине, я открыл багажник и отошёл на шаг. Человек деловито порылся в вещах, накинул на плечо сумку с фотоаппаратом, ощупал её и приказал идти за ним. Сумку с остальными вещами на заднем сиденье он не заметил.

Боковая дверь минивэна с грохотом разъехалась передом мной. Оттуда повеяло холодом кондиционера. Потный от жары, я почувствовал себя словно в морозильнике. Холодная струя уперлась в меня, как беспардонный взгляд. Снова хлопнула дверь, но на этот раз оглушительно.

В салоне микроавтобуса были развернутые друг к другу диваны и откидной столик у бокового окна. Обстановка напоминала купе хорошего поезда.

Автобус поехал, раскачиваясь на кочках. Плотные шторы закрывали окна. Такая же штора отделяла пассажирскую часть от кабины. Сильно пах ароматизатор, будто разлили мужской одеколон.

Если не считать морозности, обстановка была даже уютной. Машина шла плавно и почти тихо. Гул мотора спотыкался при смене передач.

Я попытался выглянуть в окно, но шторы оказались закреплены хитрым образом. Через небольшую щель бил нестерпимый свет.

— Куда мы едем? — спросил я громко. — Что за ерунда? Беспредел вообще.

Шторка впереди приоткрылась. Я увидел два пухлых пальца, прихватившие её край, как пинцет. Донёсся голос пассажира, который сидел рядом с водителем:

— Ты беспредела ещё не видел.

Я откинулся на спинку кресла. Скоро ход автобуса стал совсем ровным. В узкой щели за окном мелькало поле.

С переднего сиденья донеслись голоса. Слов я не разбирал, но один из них был женским, звонким и смешливым. Это меня немного успокоило.

Потом дорога снова стала разбитой, фургон болтался и скрипел, с переднего сиденья доносились возгласы водителя. Ещё через несколько минут мы остановились. Я прислушался. Теперь голоса звучали отчетливей. Водитель приоткрыл окно. Пассажир громко объяснялся с кем-то снаружи.

Я узнал голос, вернее, узнал напористую манеру капитана Скрипки.

— … ну а чей приказ, сам думаешь, чей приказ? — разобрал я кусок фразы, переходящей в смех. — Ну а я что сделаю, а если он так сказал. Паны дерутся, у холопов чубы трещат.

В ответ донеслось неразборчивое бубнение.

Скрипка ответил:

— Так у вас каждый день ЧП. Что, сами разобраться не можете? Ладно, Вася, я тебе потом письменно отвечу. Ну я сказал — отвечу.

Разговор потеплел и свернул на обсуждение какого-то Смирнова, который, по словам Скрипки, «всегда так делает, а потом к нему бежит».

Автобус тронулся и перевалился через подъем, вроде лежачего полицейского. Я приоткрыл штору и увидел створ ворот. Мелькнул военный камуфляж.

Мы набрали ход, но ехали не быстро. Яркий свет за окном слепил. Мелькание высокой травы создавало эффект стробоскопа. Меня затошнило.

Минут через пять автобус резко остановился. Дернулась и лязгнула боковая дверь.

— Всё, конечная, — услышал я.

Из проема повеяло запахом травы и теплом.

По голосу я представлял Скрипку бойким, высоким человеком неопределенной внешности, которого мог бы сыграть актер второго плана.