Блабериды - [89]

Эта не статья-обвинение. Это статья, призывающая изучать вопрос дальше. Я хорошо уяснил, где проходит красная черта.

Внося мелкие правки, я перечитывал статью заново, и после четвертого круга понял, что от усталости могу что-нибудь испортить.

Я долго выбирал название и в конце концов остановился варианте: «Загадки Филино: что отравляет жителей самого мрачного посёлка области».

Было полдесятого. Оля позвонила в третий раз, и я, извинившись, пообещал выехать через пять минут.

Перед отъездом я отправил статью сам себе по почте, а потом три раза проверил, ушло ли письмо, сохранилось ли оно в папке «Отправленные» и ту ли версию статьи я послал. Файл назывался нейтрально — «Белый вариант».

Напоследок я полез в соцсети. Один из френдов, начинающий пенсионер, любитель антикварных изделий и краевед, разродился вдруг невероятном постом с хештэгом #бывшие, в котором скрупулезно перечислял своих пассий. Их оказалось восемнадцать штук — на трёх он был даже женат. Он не называл фамилий, но каждую как-нибудь характеризовал:

«Мариночка, столько лет прошло, а я до сих пор помню запах её волос. У Анюты был собака, вроде пуделя, которая очень ревновала ко мне, стоило появиться на пороге, лай стоял до потолка. Симу я встретил на конференции в Ялте, и надо же так совпасть: мы оказались соседями по саду…»

Бывшие стали для него антикварными изделиями. Они мумифицировались в его памяти. Он писал о них, как пишут в мемуарах. Он сдувал с них пыль, поправлял макияж и думал, наверное, что оказывает им честь.

Я мог понять, почему шестидесятилетний мужчина живёт прошлым. Я не мог понять, для чего нужен этот тщательный текст, от которого берет оторопь, будто стоишь у окна чужой спальни. Под его сообщение было несколько испуганных лайков и ни одного комментария.

Тот же Самохин раньше был ходоком похлеще, да и в творчестве плодовит ужасно. Но даже ему хватило такта не писать о своих подвигах хотя бы ради нынешней жены. А может быть, просто его список был слишком обширен.

Когда меня клинит на какой-то мысли, я представляю собаку, которая отряхивается после купания. Всё, больше ни слова об антикваре и его «девчулях». Бр-р.

Но едва я избавился от антиквара, меня зацепил другой пост — всего-то две строки. Его написала Саша, журналистка из другого города, с которой мы временами пересекались в Москве. Она была хорошей, тактичной и даже замужней. Она написала:

«Не виделись много лет. Жив ли ты — не знаю. Забыть всё равно не могу #бывшие».

На маленькой аватарке Саша напоминала Олю: тоже тёмные волосы, тоже требовательный взгляд.

Я невольно подумал, не пишет ли такой же пост Оля; пусть не по-настоящему, а полушёпотом, под подушкой? Как же вы задрали меня своими #бывшими.

Я вышел из офиса, и пожалел, что нужно впихивать себя в душную машину, которая пахла тканью и пластмассой. Солнце скрылось за домами. Пахло дымом. Я завел двигатель и несколько минут стоял, прислонившись к машине. Я смотрел, как просвет между домами затягивает нежно-розовой пеной, будто в йогурт накапали вишневого варенья. Что-то большое ждало меня на горизонте.

Среди запаха асфальта и дыма я различал волнующий аромат городской листвы. Хотелось на озеро. И ещё хотелось футболку с надписью aloof, что означало «отрешённый».

К моему приезду тесть с семьей уже собирался домой, сытый Рикошет спал под яблоней, и свидетелем моего одинокого ужина стал лишь строгий Вантуз, который сидел на гарнитуре и вычислял, враг я ему или друг.

* * *

Есть особая разновидность журналистского зуда — желание поделиться только что написанным текстом. Мнение первых читателей крайне важно. Пусть потом их будут тысячи, но если текст увидел лучший друг, жена или главред, ты уже чувствуешь, что всё не напрасно.

Есть и еще один журналистский зуд — страх опоздать. Можно готовить статью полгода, но в день выхода всё равно кажется, что нужно было выкладывать на сутки раньше, потому что накануне самый благодарный читатель собрал вещи и отбыл в длительный отпуск.

С утра во мне бродило желание отправить статью Грише. Можно было послать и Алику, но энтузиазм шефа меня пугал — он не станет её читать и сразу потащит в онлайн, да ещё приделает какой-нибудь жуткий заголовок, за который потом спросят с меня.

Другое дело — скептик-Гриша. Мне приятно его удивить. Он не даст статье прямого хода, но после правок наверняка признает, что получилось неплохое журналистское расследование. Мне хотелось доказать Грише, что не только он разбирается в цвете пуговиц офицерских мундиров.

Я пробежался ещё раз по статье, отметив приятную гладкость изложения, и отправил Грише с небольшим сопроводительным текстом.

Я долго проверял, тот ли файл прицепился к письму, но когда всё было готово, меня вдруг одолели сомнения. Оставалось щёлкнуть пальцем по кнопки мыши, но мышь будто приготовилась дать сдачи разрядом тока, что, кстати, порой случалось.

Не послать ли статью обоим шефам сразу, чтобы горячность одного уравновесили сомнения другого?

Я заблокировал компьютер и отправился за кофе. Возвращаясь, я так шоркал кедами по офисному ковролину, что мышь в самом деле треснула меня разрядом и на пару минут умерла.