Бизнес-приключения. 12 классических историй Уолл-cтрит - [135]

Все успокоилось, но снова лишь на полгода. В апреле 1967 года Британия расплатилась с долгами по краткосрочному кредиту и начала наращивать резервы. Но не прошло и месяца, как у фунта вновь начался рецидив привычной болезни. Два последствия кратковременной арабо-израильской войны — бегство арабских капиталов от фунта к другим валютам и закрытие Суэцкого канала, одной из главных торговых артерий Британии — буквально в течение суток привели к новому кризису. В июне Английский банк (уже под новым руководством, ибо лорда Кромера сменил управляющий сэр Лесли О’Брайен) был вынужден воспользоваться соглашением о свопах с Федеральным резервом, а в июле британскому правительству пришлось вновь ввести болезненные экономические ограничения предыдущего года. Но, несмотря на эти меры, в сентябре фунт соскользнул до отметки 2,783 долл., до самого низкого уровня после кризиса 1964 года. Я позвонил знакомому специалисту по иностранным валютам и спросил, почему Английский банк, в ноябре 1964 года насмерть стоявший на рубеже 2,7860 долл. и, согласно последним заявлениям, имевший теперь на руках в виде резерва 2,5 млрд долл., допустил падение фунта до опасно низкого уровня (на грани девальвации) в 2,78 долл. «Ну, положение не такое отчаянное, как свидетельствуют цифры, — ответил он. — Давление спекулянтов сейчас не такое сильное, как в 1964 году. Да и экономическое положение в этом году — по крайней мере, до сегодняшнего дня — выглядит намного лучше. Несмотря на арабо-израильскую войну, удалось выдержать программу экономического самоограничения. За первые восемь месяцев 1967 года платежный баланс Британии сведен практически без дефицита. Очевидно, Английский банк надеется, что слабость фунта удастся преодолеть без валютных интервенций».

Однако приблизительно в то же время до меня дошли витавшие в воздухе тревожные слухи, что британцы отказались от строжайшего табу на употребление слова «девальвация». Это табу зиждилось на практической логике (разговоры о девальвации могут вызвать спекулятивную панику и действительно ее накликать) и на суеверии. Но теперь тема девальвации свободно и открыто обсуждалась в британской прессе, а некоторые авторитетные журналы прямо призывали ее затронуть. Но и это еще не все. Да, премьер-министр Вильсон продолжал аккуратно избегать этого слова в своих выступлениях, даже в заверениях, что правительство воздержится от этого шага: «не будет никаких изменений в нашей политике» в том, что касается «международных валютных отношений», деликатно выразился он в одном из выступлений. Однако 24 июля канцлер казначейства Джеймс Каллахэн открыто говорил в палате общин о девальвации. Жалуясь, что высказывания на данную тему стали модными, он заявил: такая политика подорвала бы доверие к Британии со стороны других стран и народов. После чего пообещал, что его правительство никогда не пойдет на этот шаг. Его чувства вселяли уверенность, но откровенность воздействовала противоположно. В самые мрачные дни 1964 года ни один человек в парламенте ни разу не произнес слова «девальвация».

В течение всей осени меня не оставляло ощущение, будто Британию преследует череда дьявольских несчастий. Одна их часть, как нарочно, подрывала фунт стерлингов, а другая — моральный дух британцев. Предыдущей весной у берегов Корнуолла после крушения устаревшего танкера разлилось огромное нефтяное пятно, теперь разразилась эпизоотия, поразившая тысячи коров. Экономическая смирительная рубашка, в которой Британии пришлось существовать больше года, привела к небывалой безработице и сделала лейбористское правительство самым непопулярным в послевоенное время (полгода спустя в социологическом исследовании, проведенном по заказу газеты Sunday Times, британцы отвели Вильсону четвертое место в списке самых выдающихся злодеев столетия — впереди него стояли Гитлер, де Голль и Сталин). Забастовка докеров в Лондоне и Ливерпуле, начавшаяся в середине сентября и продлившаяся более двух месяцев, ухудшила состояние и без того хромавшего экспорта и положила конец надеждам на бездефицитный баланс внешней торговли. В начале ноября 1967 года фунт стоил 2,7822 долл. — самый низкий уровень за предыдущие десять лет. Потом все покатилось под гору еще быстрее. Вечером в понедельник 13 ноября Вильсон воспользовался ежегодным банкетом у лорд-мэра Лондона (на таком же банкете три года назад он пламенно обещал всеми силами защищать фунт стерлингов), чтобы умолять страну и мир не придавать значения статистическим данным о внешней торговле, которые правительство должно было обнародовать на следующий день, так как эти данные искажены временными неблагоприятными факторами. Во вторник, 14 ноября, статистическую сводку опубликовали. Выяснилось, что в октябре дефицит во внешней торговле составил более 100 млн фунтов — наихудший показатель в истории Британии. Кабинет министров собрался на экстренное совещание в обед, а во второй половине дня канцлер казначейства Каллахэн, выступая в палате общин, в ответ на просьбу подтвердить или опровергнуть слухи о новых огромных кредитах центральных банков, неизбежных на фоне режима экономии, порождающего безработицу, в запальчивости сказал абсолютную бестактность: «Правительство примет адекватные решения в свете нашего, и только нашего, понимания потребностей британской экономики. Эти решения — во всяком случае, на данной стадии — не приведут к увеличению безработицы».