Бизерта - [9]

И женщина не ошиблась. Многие десятки матросов, унтер-офицеров и офицеров выскакивали из внутренних помещений корабля на его верхнюю палубу, разбегаясь по своим боевым постам. Задвигались стволы орудий — комендоры проверяли, а по-флотски — проворачивали — их механизмы. «И ведь всеми этими людьми, готовыми выполнить свой воинский долг, командует мой Степа!» — с гордостью, смешанной с чувством тревоги, подумала Ольга Павловна. А всегда говорливая Ксения притихла, захваченная единым порывом этих многочисленных мужчин, спешивших по своим местам по боевому расписанию. «И все это по приказу моего папы!» — торжествующе подумала она.

Когда же старший механик доложил о том, что котлы находятся под парами, старший офицер доложил:

— Господин капитан первого ранга, корабль к бою и походу готов!

— Добро! Отваливайте от стенки, Владимир Аркадьевич!

Дежурный офицер по его знаку тут же приказал:

— Убрать трап! Отдать кормовые швартовы!*

И когда эти команды были выполнены, последовала следующая:

— Пошел брашпиль!*

Выбирая якорную цепь, корабль сдвинулся с места, подтягиваясь к лежащему на дне бухты якорю. И после доклада главного боцмана: «Якорь чист!», на гафеле* грот-мачты* взметнулся Андреевский флаг, а на флагштоках были спущены кормовой флаг и гюйс*. Корабль был готов к самостоятельному движению, а дежурный офицер стал теперь уже вахтенным офицером.

За «Гневным», идущим под брейд-вымпелом* командира дивизиона, стали сниматься с якорей и остальные эскадренные миноносцы.

Когда проходили мимо линейного корабля «Генерал Алексеев», стоявшего на рейде Стрелецкой бухты, старший офицер удивленно воскликнул:

— Смотрите, Степан Петрович, линкор буквально облеплен с обоих бортов буксирами и баржами!

— Ничего удивительного, Владимир Аркадьевич! Он принимает массу беженцев — ведь его водоизмещение почти в двадцать раз больше нашего. Двадцать четыре тысячи тонн. Каково! К тому же почти половина его команды сошла на берег…

— На «Алмазе», как сказал мне в приватной беседе его старший офицер, мой давний товарищ еще со времен Морского корпуса, на берег сошло уже более половины команды. И главное, почти целиком машинная команда, — удрученно вздохнул тот. — Как они теперь смогут выйти в море — ума не приложу…

— Как мне кажется, это вполне закономерное явление. Ведь не секрет, что на больших кораблях — линкорах и крейсерах — служба для матросов и унтер-офицеров очень тяжелая. Это же плавучие казармы, одним словом. А тут представилась такая возможность сбежать с них! Грех было ею не воспользоваться… Честно говоря, когда меня, еще на Балтике, назначили командиром эскадренного миноносца, однотипного с «Гневным», сразу же после его спуска на воду, то я тоже с легким сердцем покинул крейсер «Богатырь».

А вот у нас, на миноносцах, сошли на берег только механики с «Жаркого», да и то лишь потому, что он стоял на ремонте в доке, — с гордостью констатировал Степан Петрович. — Я уж не говорю о подводных лодках, ибо там весь экипаж — одна семья. Ведь от каждого из них зависит их общая судьба. Допусти ошибку один — могут погибнуть все. Разумеется, вместе с самой подводной лодкой.

— Согласен с вами, Степан Петрович, но не совсем. Ведь, к примеру, на флагманском крейсере «Генерал Корнилов» из его большой команды сошли на берег лишь единицы…

— Я в курсе этого, Владимир Аркадьевич. Очевидно, это надо отнести к частному случаю, в коем, безусловно, «виноват» его командир, капитан 1-го ранга Потапьев, сумевший своим непререкаемым авторитетом сплотить команду. Честь ему и хвала за это!

* * *

Поздним вечером дивизион эскадренных миноносцев под траурный звон колоколов севастопольских соборов и свет пожарищ горевших складов американского Красного Креста, обосновавшегося в большом здании около вокзала, снялся с якорей и вышел в открытое море. За ним последовал крейсер «Алмаз» и потянулись многочисленные транспорты, закончившие погрузку войск и беженцев. Через полчаса, приняв на борт с подошедшей баржи гардемарин, несших патрульную службу в городе, вышел в море и линейный корабль «Генерал Алексеев», за которым последовало и посыльное судно «Якут» с воспитанниками Владивостокского Морского училища, которое дополнительно приняло на борт 150 беженцев и 70 юнкеров Константиновского пехотного училища.

Последним видением родного берега для беженцев стал Херсонесский маяк, чей мерцающий огонь еще долго прощально мигал уходившим в изгнание русским людям, плотно забившим все уголки кораблей и судов Черноморского флота.

И всю эту армаду, растянувшуюся на многие мили*, сопровождали французские военные корабли.

И только 2 ноября главнокомандующий генерал Врангель, объехав на катере с командующим флотом вице-адмиралом Кедровым севастопольские бухты и убедившись, что все корабли и суда с беженцами покинули Севастополь, а на оставшихся транспортах погрузка заканчивается, прибыл с Графской пристани на крейсер «Генерал Корнилов» и буднично, как-то совершенно обыденно скомандовал: «С якоря сниматься!» На борту крейсера находился штаб главкома, штаб командующего флотом, особая часть штаба флота, Государственный банк, семьи офицеров и команды крейсера и пассажиры — всего пятьсот человек. Барон повернулся в сторону севера, перекрестился и низко поклонился, прощаясь с Отечеством. Часы показывали 14 часов 50 минут пополудни. Крейсер покинул рейд — эвакуация из Севастополя завершилась.