Бизерта. Последняя стоянка - [101]

Затем молодой семинарист ведет нас через просторные залы семинарии в музей при монастыре; он с увлечением описывает его богатства, старается иногда говорить по-французски.

Отец Феофан приходит за нами, чтобы вести нас обедать. Мы следуем за ним по длинным коридорам в монашескую трапезную. Два молодых монаха прислуживают за столом; все приготовлено очень просто и вкусно из продуктов, производимых общиной.

На закуску салат из помидоров, огурцов, сельдерея; грибы; маринованная и соленая рыба. Следует окрошка и за ней запеченная рыба с картофелем. Конечно, все кончается чаем с мягкой карамелью и печеньем.

Когда мы уезжаем, нет больше визитеров, нет больше туристов. Снова обретает Троице-Сергиева лавра свое веками вымоленное спокойствие.

На обратном пути мы останавливаемся в деревенском домике отца Феофана. В нем как-то особенно спокойно. Весь угол большой комнаты убран иконами.

В садике, окруженном деревянным забором, отдельно огороженный участок с конурой — царство большой собаки, которая играет с каучуковой костью.

Для русского человека восприятие безграничности, с которой он постоянно сталкивается, не может не отразиться на народном характере. Отсутствие чувства меры трудно избежать русскому человеку, будь он даже картезианского склада ума и воспитанным на западной культуре.

А что сказать про Россию сегодня, которая только выходит из долгой изолированности?

Мне кажется, что я могу все понять, но то, что мне кажется вполне объяснимо, удивляет мою Таню. К счастью, мы окружены друзьями. Юрий и Лариса, которые работали в Бизерте, а так же Володя и Тоня, приехавшие из Саранска, чтобы нас повидать, показывают нам уголки старой Москвы и ее живописные окрестности. За отсутствием времени надо выбирать. Я отказываюсь от музеев.

Мы едем к университету Ломоносова с его широкими, зелеными пространствами, откуда видим всю Москву; Воробьевы горы, где Наполеон ждал ключи города и дождался лишь пламя пожаров; под конец Арбат с его художниками, поэтами, неизбежными почитателями Кришны и старинными домами, которые начинают реставрировать.

Заранее Юрий заказал обед в грузинском ресторане. В этот день мы бродили под дождем в Новодевичьем саду, и отдых вокруг обильного стола со множеством кавказских блюд оставил у нас теплое воспоминание.

У Кремля встретили группу манифестантов. Лозунги — абсолютно немыслимые еще год назад: «Оттолкнем гидру мирового коммунизма», «Меняем Лигачева на Солженицына», «Ленин — самый гуманный из палачей».

Благодаря культурному центру мы присутствовали на двух спектаклях в Большом театре. «Евгений Онегин» — что может быть очаровательней? И как всегда, все ждут сцену бала. Я даже вспоминаю русские балы в Тунисе!

Совсем иной второй спектакль, на который очень трудно достать билеты. Пьеса «Аз воздам» восстанавливает убийство царской семьи в 1918 году в Екатеринбурге. Написанная с заботой об исторической точности, сыгранная с большим, сдержанным достоинством актерами, сходство которых с персонажами поразительно, трагедия глубоко переживается публикой…

Я замечаю быстрые обмены взглядами, когда Николай II, обращаясь к тюремщику-еврею, спрашивает, не боится ли он, что придет время, когда потребуют ответ… от невинных?

И цитируя Евангелие, Божий завет: «Аз воздам» — только Богу судить, — император, который чувствует себя приговоренным, обращается к сыну, завещая ему никогда не искать мести.

* * *

Во вторник, 10 июля, в полночь мы садимся на поезд в Петербург.

Здесь начинается мое паломничество в прошлое моих родителей и в мое собственное и счастливое детство на берегу Балтийского моря. Увы! Я не увидела Ревеля, не увидела уютного домика с большими округленными окнами, ни длинной набережной вдоль серого моря, по которой каждое утро мы беззаботно гуляли, Маша, Буся и я.

Память об этом во мне еще так сильно живет, что время теряет свои границы. Где прошлое? Где настоящее?

Но другие воспоминания ждут нас в Петербурге, в Кронштадте, в Парголове, где жила тетя Катя.

Я знаю, что две семьи Манштейн ожидают нас, но я не знаю, что оговорено для нашего пребывания. Мы приезжаем точно по расписанию. На вокзале я сразу узнаю Женю в белой морской форме: он был у нас дома, когда «Перекоп» заходил в Бизерту.

С ним две дамы. Высокая, еще молодая, элегантная — это кузина Алла. Вдова папиного брата Льва, Мария Зиновьевна, старше меня и меньше ростом. Ее сопровождает родственник, располагающий автомобилем, — что, как я это скоро пойму, очень важно.

Итак, к утреннему завтраку мы оказываемся у Аллы. Ее муж ждет дома, где нас также встречают два кота и собака Рикки. И мы сразу чувствуем себя в семье. Олег Федорович Серебренников, муж Аллы, профессор математической логики в университете, где Алла преподает французский язык. Большого роста, склонный к полноте, с открытым спокойным лицом, все в нем классически напоминает ученого, сконфуженно теряющегося перед чисто материальными затруднениями повседневной жизни. Алла, вероятно, должна быть практичной за двоих. Она устраивает нас в спальне, перебираясь с мужем в столовую-гостиную, так как у них только две комнаты с маленькой кухней. Кроме книг, разложенных везде, важное место отведено орхидеям, что требует сложной системы отопления.