Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - [82]

Рассказывая мне о Роммеле, Рундштедт заметил: «Он был храбрым человеком и очень способным командиром для ведения локальных операций, но не обладал необходимой квалификацией для командования на высшем уровне». Далее Рундштедт сказал: «Когда я отдавал приказ, Роммель спокойно подчинялся». Иными словами, вопрос о его нелояльности даже не ставился. С другой стороны, Рундштедт всегда проявлял чрезмерную щепетильность и никогда не вмешивался в дела, которые считал входящими в компетенцию своих подчиненных. Он всячески избегал оказывать давление на Роммеля в вопросах, по которым имел совершенно другую точку зрения, даже когда решения Роммеля могли иметь далеко идущие последствия.

Должен признаться, что чем ближе я узнавал Рундштедта, тем лучшее впечатление он производил. Тому имелись и прямые и косвенные причины. Среди пленных немецких офицеров он явно занимал главенствующее положение, но это было вызвано не столько привязанностью его коллег, сколько глубоким уважением, которое они, несомненно, испытывали. Он обладал традиционным складом ума, но это был живой, пытливый и восприимчивый ум, которому сопутствовали решительность и твердый, волевой характер. Он обладал чувством собственного достоинства, но вместе с тем не был высокомерным. Этот человек был до мозга костей аристократом, в самом лучшем смысле этого слова. Внешне он казался строгим аскетом, но это впечатление моментально исчезало, когда его губ касалась мягкая улыбка. Он обладал тонким чувством юмора, не изменявшим ему даже в самых тяжелых ситуациях. Однажды мы с ним вдвоем возвращались в его маленькую тесную комнатушку, в которой он жил в лагере. Пройдя через тяжелые металлические ворота, от которых во все стороны тянулась колючая проволока, мы подошли к двери, ведущей в помещение. Я остановился, чтобы дать ему пройти первым. Он улыбнулся и заметил: «Только после вас, мой друг. Не забывайте, это все-таки мой дом».

Где?

Когда наступил 1944 год, уже не приходилось сомневаться, что армия вторжения отправится из Англии – слишком уж много американских солдат было туда доставлено за короткое время. Но где они высадятся во Франции – на этот вопрос ответить было намного тяжелее. «Из Англии поступало очень мало надежной информации, – рассказывал Блюментрит. – Разведка подчинялась командованию вермахта, а значит, Гитлеру, занимались ею специальные подразделения СД. В вопросах получения информации мы полностью зависели от них.

Они сообщили нам, что в Южной Англии группируются силы союзников – в Великобритании было небольшое количество немецких агентов, которые передавали в Берлин свои наблюдения, но выяснить им обычно удавалось немного. А малочисленность нашей авиации не позволяла организовать регулярные разведывательные полеты над Англией. Перед днем «Д» летчики все-таки доложили о передвижении транспорта в сторону юго-западного побережья – за ними было нетрудно проследить, поскольку грузовики шли с горящими фарами». (В основном это были американские войска, так как именно они находились в западной части Южной Англии.) «Мы также перехватили несколько радиограмм, переданных с британских кораблей, которые подтвердили наши предположения, что в Канале намечается какая-то масштабная операция.

Признаком надвигающегося вторжения явилось и повышение активности французского Сопротивления. Мы захватили несколько сотен подпольных радиопередатчиков и расшифровали основные фразы, использовавшиеся в процессе радиообмена с Англией. Сообщения казались довольно туманными, но в целом их смысл был ясен.

Однако, несмотря на наличие достаточной информации, мы оставались на распутье. Нигде не содержалось ни одного намека, указывающего на место высадки. Нам приходилось полагаться только на собственные соображения».

Блюментрит утверждал: «Наши военные моряки считали, что союзники высадятся непременно поблизости от большого порта. Они предполагали, что это будет Гавр, и не только потому, что он являлся крупным портом, но в дополнение к этому был еще и базой сверхмалых субмарин. Мы, солдаты сухопутных войск, не были с этим согласны. Мы считали, что союзники не предпримут атаку на хорошо укрепленный порт. К тому же мы располагали информацией о скоплении войск на южном берегу Англии, с которой нельзя было не считаться.

Из этого мы сделали вывод, что союзники на первом этапе не станут атаковать порт. Но у нас не было никаких сведений о создании искусственных гаваней – Малберри. Мы предполагали, что вы, быть может, установите свои корабли борт к борту, образовав тем самым своеобразный мост, по которому будет вестись выгрузка».

Рундштедт честно признался: «Я думал, что вторжение будет предпринято в самой узкой части Канала – между Гавром и Кале. Этот участок представлялся мне более подходящим, чем участок между Каном и Шербуром. По моим расчетам, высадка могла произойти с любой стороны от эстуария Соммы. Вначале войска должны были высадиться где– то на западной стороне между Ле-Трепором и Гавром, а затем уже между Соммой и Кале».

Я поинтересовался у Рундштедта, почему он решил именно так. Он ответил: «Район Соммы – Кале казался нам стратегически более выгодным, конечно, с вашей точки зрения, потому что он значительно ближе к Германии. Отсюда открывался кратчайший путь на Рейн. Я подсчитал, что вы доберетесь туда за четверо суток».