Битва за Москву - [18]

К 7-10 января 1942 года наступательные возможности трех фронтов иссякли, фактор внезапности себя исчерпал. Противнику удалось зацепиться за ряд естественных рубежей и организовать сильную оборону. С выходом фронтов на линию Орешки — Старица — р. Лама и р. Руза — Малоярославец — Калуга — Мосальск — Сухиничи — Белев — Мценск — Новосиль закончился первый этап контрнаступления под Москвой. С этой линии началось уже общее наступление Красной армии, продолжавшееся с января по апрель 1942 года.

Вручение наград военнослужащим 33-й армии. Советско-германский фронт, район Вязьмы, февраль 1942 года.

Колонна немецких танков Pz.Kpfw.III отступает от Москвы. Декабрь 1941 года.

Заключение

Битва под Москвой стала тем самым генеральным сражением кампании 1941 года, к которому изначально стремилось военно-политическое руководство Германии, начиная блицкриг против СССР. И это сражение закончилось поражением немецких войск. Вермахт понес большие потери в людях и технике, а немецкие армии были отброшены от Москвы на 200–400 км. Но главное значение этой битвы даже не в этом.

Победа советских войск под Москвой явилась началом поворота во Второй мировой войне. Перед Германией встала реальная угроза затяжной изнурительной войны, на которую гитлеровское руководство никак не рассчитывало.

Быстрым разгромом СССР Гитлер намеревался утвердить немецкую гегемонию в Европе и уничтожить последние надежды Англии найти хоть какую-нибудь поддержку для продолжения войны с Германией. Получилось наоборот. Англия и Соединенные Штаты, поначалу занимавшие осторожно-выжидательную позицию, наблюдая за противоборством на восточном фронте, теперь, поглубже запрятав камень за пазухой, решились, наконец, заключить с СССР договор о союзе и войне против Германии (оформлены в мае — июне 1942 года). И хотя Гитлер вполне резонно расценивал этот союз как противоестественный, тем не менее он получал в противники мощную «антигитлеровскую коалицию» и перспективу войны на два фронта. Таково стратегическое значение нашей победы под Москвой.

Штабные автомобили Kfz.82, брошенные из-за нехватки горючего. Декабрь 1941 года.

Колонна танков Т-34/76 из 17-й танковой бригады Красной армии. Декабрь 1941 года.

Что касается оперативно-тактической оценки Московской битвы, то следует отметить, что Красная армия выиграла это первое генеральное сражение войны не превосходством сил и средств и отнюдь не превосходством тактических приемов. Советские солдаты и офицеры превзошли противника силой духа: стойкостью и выдержкой, самоотверженностью и волей к победе, — качествами которые берут свое начало в глубинах национального русского характера.

Немецкие стратеги, в соответствии с доктриной молниеносной войны, делали основную ставку — и теоретически это правильно — на маневренность и пробивную мощь объединенных в ударные группировки танковых и механизированных соединений, на их способность быстро прорывать фронт, совершать обходы-охваты и окружения. Но эта стратегия, приносившая успех в Западной Европе, стала давать сбои с первых же дней войны против СССР. Армии европейских государств после глубокого прорыва их фронта немецкими танковыми клиньями уже не оказывали серьезного сопротивления, отступали или сдавались, считая дело проигранным. В России перед немцами предстал совершенно иной противник. Уже 29 июня 1941 года начальник Генерального штаба германских сухопутных войск записал в своем служебном дневнике: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бои по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов, что теперь уже недопустимо». И далее запись от 20 июля: «Отдельные группы противника, продолжая оставаться в нашем тылу, являются для нас настоящим бедствием».

Разбитая немецкая техника в одном из городов Подмосковья. Западный фронт, январь 1942 года.

Советские войска не сразу нашли способы эффективного противодействия стратегии и тактике немецких генералов. Конечно, «война моторов» не была для наших военачальников «в диковинку», но реальная подготовка к ней офицерского корпуса Красной армии и техническое оснащение советских войск оказались в 1941 году не на должной высоте. С другой стороны, немцы, окрыленные успехами на Западе, стали слишком преувеличивать силу своих подвижных войск и явно недооценили возможности и искусство своего русского противника. С начала войны они шаблонно прибегали к одному и тому же оперативно-тактическому приему глубоких танково-механизированных прорывов с последующими фланговыми обходами-охватами. Немецкая тактика имела очевидный успех пока русские «терялись» при виде прорвавшихся немецких танков и «бегали» от них. Но к осени 1941 года все большее число советских офицеров и солдат осознали что можно и нужно, во что бы то ни стало, сражаться и побеждать «даже стоя на одном колене». Наглядный тому пример — прорыв из окружения «перевернутого» Брянского фронта или оборона Тулы. И здесь важно отметить также, что, несмотря на катастрофу под Вязьмой в октябре 1941 года, дух боевого сопротивления советских войск не только не был сломлен, но постоянно возрастал. В ноябре и в начале декабря немцы продолжали наступать, и подошли к Москве на 20–30 км, но ни впечатляющих прорывов, ни значительных окружений совершить уже не смогли. Образно говоря, в этот период немцы уже не столько развивали свой успех, сколько все больше и больше сжимали невидимую пружину, в декабре силы их иссякли, пружина сорвалась и нанесла им сокрушительный ответный удар.