Битва вечной ночи - [25]

— Мы знаем только Всеобщий язык, — заметила Тахгил. — Так что прошу вас, сэр, объяснитесь яснее.

— Ох ты, вечно я забываю. Поморье — то, что вы зовете побережьем, топища — болота, ну, местность такая. Яры да ложки — для вас овраги и лощины. Надобно мне получше следить за речью — уж много воды утекло с тех пор, как я последний раз говаривал с вашим народом. — Он вздохнул. — Что же до остального, то вверх по Крич-Холму, к лесу, дороги тоже нет, потому как никто из деревни сюда не забредает, а почти всё, что по своей воле выходит из теней Арды, люди не жалуют.

— Я даже и Причальной-то Мачты не вижу, — сказала Тахгил.

— И с какой радости они предпочитают жить в таком диком и глухом месте, да еще так близко к Казатдауру? — спросила Кейтри.

— Тут жили праотцы этих людей, — ответил уриск. — Когда-то людей здесь было гораздо больше, чем сейчас. Но с течением лет неявных становилось все больше, и многие жители покинули эти края. Оставшиеся же предпочитают жить здесь потому, что это исконно их земля, а может, еще и из-за Торна.

Сердце Тахгил пропустило удар.

— Какого Торна? — быстро спросила она.

— Благородный Торн, так называют они его, по первой руне — одинокое терновое дерево, что растет в Эрречде, сердце деревни. Говорят, второго такого нет. Цветет оно только раз в год, в полночь. В это время вверх по заливу всегда приплывают моряки, чтобы полюбоваться его цветами.

Путницы дошли до Ограды и зашагали вдоль нее к Западным воротам. От сторожек в кронах деревьев не донеслось ни единого возгласа — лишь из-за самого забора слышался смутный гул голосов.

— Завтра канун Катания-на-Ворвани, — пояснил уриск. — Местные небось сейчас все в таверне, выпивают и распевают.

Ворота оказались такой же вышины, как вся Ограда — тяжелая решетка из дерева и металлических брусьев.

— Здесь я вас покину, — сказал уриск. — Люблю, признаться, приюты людей, но хожу по ним своими путями.

— Ой, а мы еще увидим тебя? — пролепетала Вивиана.

— Да, если захотите.

Вид у уриска сделался обрадованный, хотя и застенчивый.

— Тогда прощай.

Их провожатый поклонился и затрусил назад, во тьму. Внезапно Кейтри обернулась и поглядела через плечо на лес.

— Кажется, я слышала чьи-то шаги у нас за спиной.

Тахгил набрала в грудь побольше воздуха и закричала:

— Эй! Пожалуйста, впустите нас — мы путницы, застигнутые тьмой, ищем приюта!

В ответ на ее слова по ту сторону стены раздался такой шум, как будто воин в полном боевом облачении свалился с дерева. За какофонией последовала вереница сдавленных проклятий и лязг металла.

— Кто там? — наконец прокричал мужской голос.

— Три путницы, ищущие приюта, — повторила Тахгил.

— Отойдите на девять футов от ворот! — раздался приказ.

Подруги повиновались. Из маленькой клетушки в развилке дерева над изгородью показалась голова в ярко надраенном открытом шлеме и придирчиво оглядела их. Последовал быстрый обмен репликами с теми, кто ждал под деревом, а потом между брусьями ворот высунулся длинный нос.

— Приблизьтесь и дайте вас разглядеть поближе!

Тахгил, Вивиана и Кейтри снова подошли к воротам.

— Ты уверен? — донесся до них голос стражника наверху. Тот, что стоял снизу, ответил какой-то неразборчивой фразой.

— Вы призраки или еще какая колдовская нечисть? — справился Длинноносый через ворота.

— Нет. Мы смертные девицы.

— Все три?

— Да.

Шум за воротами возобновился с новой силой: треск и лязг снимаемых засовов, цепей, задвижек и щеколд по всей вышине могучих ворот. Наконец что-то последний раз жалобно скрипнуло и в воротах отворилась маленькая калиточка. Длинноносый стражник высунулся в проем и мотнул головой, указывая подбородком себе за плечо, — жест, который подруги восприняли как позволение заходить.

— Только поживей, — велел он. — Нельзя же всю ночь держать ворота нараспашку.

Пригнувшись, путешественницы прошли под низенькой аркой в калитку и Длинноносый поспешно запер ее за ними, производя не меньше шума, чем при отпирании. Тем временем Яркошлемый проворно слез вниз по лестнице, в которой недоставало нескольких ступенек, и замер, глядя на чужестранок с нескрываемым благоговением пополам со страхом.

Оба стражника были одеты в подпоясанные свободные туники, капюшоны-талтри с кольчужными привесками и штаны, заправленные в сапоги. На все это у обоих были наброшены толстые кожаные полудоспехи. Один красовался в поношенном кожаном панцире с до блеска начищенными металлическими пластинами, второй носил металлическую кольчужку старинной работы. Волосы стражников, густые и темно-русые, спутанными лохмами спадали на плечи. Вооружение обоих составляли короткие кривые сабли, широкие мечи и алебарды — и на всем виднелась одна и та же эмблема: терновое дерево.

Шагах в сорока позади стражников стояла обвитая плющом таверна — оттуда-то и доносились голоса и разговоры. Из окон лился мягкий оранжевый свет. Над дверью висела грубо намалеванная вывеска: терновое дерево с колючими черными ветвями.

Стражники стояли и глазели, разинув рты. Тахгил неуютно переминалась с ноги на ногу под их любопытными взглядами, пока один из стражников не толкнул другого локтем и они не приняли более равнодушный вид. На спутниц Тахгил они взглянули лишь мимолетно, а вот к ней самой их глаза словно магнитом притягивало.