Битва в пути - [30]

Он понимал, что основные части трактора зарождаются в пораженном чреве. Рожденные порочным цехом, они от рождения обременены тайными и явными пороками. Они расходятся отсюда по всем цехам и всюду тащат за собой свои изъяны. И вот где-либо в моторном ломаются резцы или в сборочном обнаруживается овальная гильза. Сборочный и моторный начинало лихорадить, словно в них вместе с деталями проникала из чугунолитейного тайная зараза. Весь завод бьется в лихорадке, зарождающейся в чугунолитейном болоте.

Он видел все это, но чем мрачнее было существующее, тем ярче становились мечты. И, как в юности, безудержно потянуло его к расчетам, схемам, планам нового, совершенного чугунолитейного цеха. Нужны были немалые суммы и сроки, — это могло решиться лишь в правительстве. Но улучшать работу цеха надо было немедленно. Он изучил все планы и фонды завода. Технические богатства и денежные фонды распылялись по многим цехам. Если бы сконцентрировать их на этом цехе! Многим цехам предназначались площади в новых домах, во многих цехах намечались усовершенствования цеховых столовых, клубов. Если бы повременить с другими цехами, но зато в этом, самом тяжелом, создать преимущественное положение с жильем и с питанием. Только удвоенной заботой о рабочих можно закрепить кадры в цехе, который вдвое тяжелее других цехов.

Расплывчатый план оргтехмероприятий, полученный Бахиревым от Вальгана, ночь от ночи превращался в два целеустремленных и систематизированных плана — план-максимум, для которого нужны были санкция и помощь министерства, план-минимум, который можно было провести в жизнь своими силами. Планы вызревали в мозгу с мучительной медлительностью. Он считал преждевременным делиться замыслами, поэтому его поручения к разным отделам и службам казались людям бессмысленными и плохо выполнялись. Лишь несколько его заданий выполнили так, как ему хотелось.

Он поручил отделу главного металлурга произвести расчеты и дать свои соображения по внедрению кокильного литья. В точности и последовательности полученной докладной было что-то близкое складу его ума. Ему доставили наслаждение строгая логичность параграфов и умение выделить основное. Он сам с удовольствием подписался бы под этой докладной. С любопытством он посмотрел на почерк — размашистый, с твердым латинским «t». Записка была подписана технологом отдела главного металлурга Т. Карамыш. «Толковый инженер. Татарин, что ли? Знает, видно, и иностранные языки. Следит за специальной литературой…»

Напряженная, но подспудная работа Бахирева была не видна никому, а видная всем его бездеятельность беспокоила многих. Трудности росли, предстояло увеличение программы, а «новый» все еще сохранял позицию безучастного наблюдателя. «В чем дело? — спрашивал себя Вальган. — Неужели я ошибся? Когда я ошибался?»

Он вспомнил, как состоялся выбор Бахирева.

Вальган был на совещании в министерстве.

— Вот. Выбирай любого вместо твоего, — полушутя сказал ему на ухо приятель, начальник главка, указывая на участников совещания.

— Обмозгуем, — ответил Вальган.

Он присматривался к людям. Среди выступавших был Бахирев. Его выступление отличалось от других краткостью, систематичностью и обилием цифр, которые он приводил на память. Вальган знал, что для такого выступления необходимо дотошное знание завода, точность ума и редкий дар памяти.

— Это что за зверь? — заинтересовавшись, спросил он заместителя министра.

— Из сибирских «тягачков».

Вальган недаром слыл блестящим организатором — в Бахиреве он угадал как раз то «дополняющее», чего не хватало ему самому. Выступление свидетельствовало о кропотливой методичности, а весь облик инженера — о неограниченной выносливости и некоторой тяжеловесности, которые также были на руку Вальгану. «Такие неповоротливые тяжеловесы лучше других умеют сохранять раз заданное направление. Таких нацель — и будь спокоен!» Он стал собирать о Бахиреве подробные сведения, и они подтвердили впечатление. Бахирева рисовали как человека, способного упорно въедаться в повседневные» подчас мелочные и скучные заботы производства, день и ночь сидеть на заводе, не пасовать, не нервничать при трудностях и упорно тянуть всю упряжку. Сама неизвестность Бахирева играла на руку Вальгану — он искал человека непритязательного, «тыловика»,

В конце недельного совещания он сказал начальнику главка:

— Знаешь? Думаю взять «тягачка».

— Вот тебе и на! — удивился тот. — Не промахнешься? Я бы рекомендовал другого. — Он назвал фамилию известного инженера. — Голова с идеями!

— Идей у меня и своих достаточно. У меня дефицит не на идеи, а на исполнителей. Я по характеру рвусь з авангард. Мне нужно закреплять тылы. А этот из тех, что если впряжется, то потянет. — Он прищурился и привычно огладил подбородок. — И поперед батька в пекло не полезет…

Так «сибирский тягачок» появился на заводе в качестве нового главного.

Но он не оправдывал ожиданий — он не «тянул»… — Не подключается главный, — жаловался Вальган Уханову.

— Знаете, как его называют? — улыбнулся Уханов. — Первой ошибкой Вальгана.

Вальган засмеялся, но тут же нахмурился.

«Не мог же я ошибиться, — снова подумал он. — Но в чем дело? Боится? Осторожничает? Но главное — внутренне неповоротлив! Ну что ж, я тебя поверну, — уже весело подумал он. — Еще пару дней полиберальничаю, а там нажму — колесом завертишься!»