— Надо что-то делать, — прошептал Брюсов Толмасову, и тот кивнул. Участие экспедиций в местном конфликте не повысило престиж ни Советскому Союзу, ни Соединенным Штатам. Помощь же минервитянам в заключении мира могла сгладить негативное мнение мировой общественности на Земле. А тишина в Палате Совещаний становилась ледяной… «Ледяная тишина» — неплохой эпитет в минервитянских условиях», — подумал полковник.
— Предложи им обмениваться по частям, — шепнул он Брюсову. — Говори на торговом языке, чтобы они оба поняли. — На местном lingua franca лингвист изъяснялся весьма бегло.
— Благороднейшие хозяева владений, — начал он, — а если поступить так: сначала освободить некоторое количество самцов, затем уплатить за них соответствующую сумму, потом освободить еще какое-то количество самцов…
— Возможно, — задумчиво произнес Хогрэм. — Треть самцов, треть оплаты, и так далее…
— Сначала платишь ты, а потом мы освобождаем самцов, — возразил Реатур. — И сделаем это в шесть этапов, а не в три. Я опасаюсь, что ты обманешь меня с последней третью оплаты.
Толмасов ожидал, что Хогрэм снова взбеленится, но старый скармер лишь заколыхал глазными стеблями.
— Жаль, что ты омало, Реатур. Лучше бы ты отпочковался скармером.
— То есть вором, верно, Хогрэм? Нет, я не вор. Мое дело — наказывать воров.
— Он же шутит, Реатур, — быстро вмешался Ирв, а затем добавил по-английски: — Хогрэм ведь шутит, не так ли, мистер Толмасов?
— Да, — ответил полковник и перешел на скармерский, переведя последнюю фразу Хогрэму. Тот снисходительно махнул рукой — он уловил смысл сказанного без перевода — и проговорил в микрофон:
— Так мы достигли соглашения?
— Да, но при условии, что мы рассчитываем стоимость питания пленников на каждый день, — ответил Реатур. — Если нет, я оставляю за собой право постепенно избавляться от них.
Толмасов подумал, что если вождь омало пошутил, то пошутил весьма дурно. Но Хогрэм оставался невозмутим.
— Мы рассчитаем. На этом все?
— Думаю, да, — согласился Реатур.
На сей раз Брюсов встрял в разговор без подсказки командира:
— Благородные хозяева владений, поскольку вы так мирно беседуете сейчас друг с другом, почему бы вам не дать взаимное обещание впредь воздерживаться от военных конфликтов, учитывая достигнутое вами сегодня соглашение?
— Глупо обещать такое, — сказал Хогрэм. — Мы с Реатуром не ведем свое происхождение от одной и той же почки. Мы — не друзья. Можем снова начать войну Зачем лгать сейчас?
— Ты прав, скармер, — отозвался Реатур. — Только кто может сказать, на чьей стороне Ущелья Эрвис начнется новая война? Теперь, когда мы увидели ваши корзины, способные плавать по воде, мы сумеем построить такие же.
Хогрэм издал странный свистящий звук, напомнивший Толмасову свист чайника с закипающей водой.
— Никто из моих самцов не схватывает сути новых явлений так же быстро, как ты… сейчас, когда Фральк мертв. Определенно, Реатур, мне хотелось бы видеть тебя скармером. Я назвал бы тебя самым старшим из всех старших.
— Общение с humans, — Толмасов тотчас перевел употребленное Реатуром английское слово на скармерский, — научило меня, как мне относиться к явлениям, раньше мне неведомым.
— Ясно, — Хогрэм взглянул на полковника. — Я закончил.
— Левитт, вы меня слышите? — спросил Толмасов и, получив утвердительный ответ, продолжил: — Похоже, мы можем рапортовать на Землю об успехе.
— Да, вы правы, — ответил Ирв по-английски. — Полагаю, ни вы, ни мы не потерпели бы хладнокровной резни военнопленных.
— Верно. Для нашей экспедиции это обернулось бы катастрофой. Что же, до свидания, Ирвинг. Конец связи.
Толмасов и Брюсов быстро распрощались с Хогрэмом и покинули Палату Совещаний.
* * *
— Ну же, Пери! Бросай мяч! — крикнула Ламра. — Бросай его мне! Сейчас моя очередь! Я тоже хочу играть!
Пери бросила мяч другой самке, и Ламра бросилась за ним, все еще надеясь поучаствовать в игре.
— Нет, тебе нельзя, — сказала самка и бросила мяч кому-то еще. — Ты больше не можешь играть с нами, Ламра. Ты слишком уродлива.
— Верно, — подтвердила Пери. — У тебя дырки тамг где выпали твои отпочковавшиеся, а раз они выпали, тебе нельзя даже быть здесь. Тебе следовало умереть, как и положено любой самке. Кто когда-нибудь слышал о старой самке?
— Кто слышал о старой самке? Кто слышал о старой самке? — пронзительно заверещали все остальные, бывшие подружки Ламры, и окружили ее плотным кольцом. Пожелтевшая как солнце, Ламра принялась было бросаться на них, но они легко увертывались и продолжали глумиться. Но даже если бы ей и удалось поймать кого-нибудь, то что толку? Самки просто скопом накинулись бы на нее, и ничего хорошего из этого бы не вышло.
Последнее время Ламра часто задавалась вопросом, а стоило ли вообще человекам спасать ее? В глубине души она никогда не верила, что им это удастся. А если и задумывалась о том, что будет ПОСЛЕ, то рисовала в воображении обычную свою жизнь с беготней и с играми, но без почек. Как в совсем ранней юности.
Однако теперь никто больше не желал играть с нею.
— Кто когда-либо слыхал о старой самке? Кто когда-либо слыхал о старой самке? — вопили ее бывшие подружки и настолько увлеклись, что не услышали, как скрипнула дверь из внешнего мира.
