Битва троллей - [9]

— Ну почему же, — расстроенно ответил Стен и потер глаза. — Прости меня, я устал.

— Когда ты несколько недель назад уехал, чтобы прогнать этих мародеров, разве я тебя хоть в чем-то упрекала? Это нужно было сделать, и я хорошо это понимала, — продолжила Висиния, которая явно рассердилась не на шутку.

Стен поднял руки в знак примирения и улыбнулся жене.

— Я знаю, я знаю. Но мысль о разлуке не дает мне покоя. Мне так хотелось бы, чтобы у нас было больше времени друг для друга.

— Мне тоже, Стен, — прошептала Висиния. — Но, возможно, скоро так и будет. Когда действительно наступит мир…

— Да, мир. Что именно написала тебе сестра? Насколько искренним она считает предложение Гиулы? — спросил Стен.

— Думаю, она не стала бы посылать за мной, если бы не верила в это.

— Она написала об условиях?

— По всей вероятности, отказ Ионны от титула королевы убедил марчега. Пока Ионна не стала королевой всего Влахкиса и тем самым не мешает претензии марчега на господство, он согласен на сохранение мира. Еще ведутся переговоры об обмене пленных.

— Да, со стороны Ионны было очень умно не претендовать на трон, — заметил Стен. — Сторонники войны среди нашего народа еще живут в надежде, что Ионна скоро вновь поднимет меч, чтобы стать королевой…

— Пока оба марчега чувствуют себя равными ей по положению и не опасаются возможного коронования, — добавила Висиния.

— Оба марчега, да… А что обо всем этом говорит Ласцлар Сцилас? Что будет делать Валедоара?

— Если Ионна как властительница над Мардевом и Садатом заключит союз с Гиулой, властителем Сиревы, марчегу Сциласу не останется ничего иного, как тоже искать мира. Ведь даже если Валедоара богата, а Ласцлар командует большой армией, ему совсем не до войны с нами и Гиулой. Альянс между Ионной и Гиулой заставит и его заключить союз, — объяснила Висиния.

Стен задумчиво потер подбородок. Он еще раз обдумал все отношения, которые так долго обеспечивали равновесие сил во Влахкисе. Ведь масриды были едины только в вопросе подчинения влахаков, а так каждый из влиятельных марчегов мечтал о троне. Долгое время никто из них не мог добиться значительного преимущества, так как ни один не был настолько силен, чтобы одному справиться с двумя другими. И только со смертью Цорпада в битве и победой последних вольных влахаков Мардева, которых возглавила Ионна, эта взаимозависимость была нарушена. Однако насколько мало масриды доверяли недавно поднявшемуся влахаку, настолько же плохо у них получалось преодолевать недоверие друг к другу, возникшее за столько лет противостояния. «Удар может вполне последовать этим летом, — подумал Стен, — когда как раз идет перестановка сил. И то, что до сих пор мы имели дело только с отдельными нападениями, показывает, что наши враги до сих пор не смогли объединиться. А нам нужно спокойствие мира, даже если он продержится и недолго».

— И сколько же еще продержится это перемирие? — спросил Стен вслух.

— Год, два, может, пять? Я не знаю этого. Ведь мы знаем, что оно не будет вечным.

Перед мысленным взором Стена всплыло лицо, худое, с голубыми глазами, обрамленное короткими темными локонами. «Ты прав, мой друг, — с грустью подумал Стен. — Для нас в этом мире никогда не будет мира. Может, ты сможешь найти его в следующем мире».

— Что с тобой? — встревожилась Висиния, которая обладала прямо-таки невероятной способностью понимать, что чувствует Стен.

— Воспоминания, — признался Стен. — Мне вдруг вспомнилось, что говорил мне Нати, прежде чем он…

Висиния осторожно поставила свою кружку, подошла к Стену и опустилась перед ним на колени. Ее глаза нашли его, и он увидел, что она разделяет его печаль о погибшем друге.

— Натиоле точно гордился бы тем, чего мы смогли достичь. Он всегда желал этого, — добавила она.

— Тем не менее он мертв. Он говорил, что наше прошлое всегда настигает нас. Единственное, чего мы можем достичь, так это мира для других.

— Ты думаешь, он был прав? — спросила Висиния и провела пальцами по щеке Стена.

— Не знаю. Иногда я верю в это, и, когда я вижу все эти трудности, которые навалились на нас, мне с трудом удается не поддаваться сомнениям. Вот сейчас тебе нужно отправляться к масридам, а я, наверное, скоро отправлюсь бороться с новыми нарушителями спокойствия, которые хотят новой войны. Будет ли в следующем году иначе? И еще через год? Что будет, когда перемирие закончится и мы снова выступим против масридов?

— Возможно, у нас никогда не будет настоящего мира, Стен, но, согласись, нам обязательно надо воспользоваться тем временем, которое у нас есть. Может, нам и придется жить все время с тенями прошлого. И все же мы живем. И мы вместе. Разве это совсем ничего не значит? — спросила Висиния.

Улыбнувшись, Стен попытался смягчить возникшее мрачное настроение:

— Ну почему, значит. Но иногда я чувствую себя, как Пард: возможно, мир — это и правда только для слабых, у которых от солнца спеклись мозги.

Висиния еле удержалась от дрожи, а Стен подумал об исполинском тролле, который не только в решающей битве против масридов, но и во всех предыдущих показал себя сильным бойцом, наводящим страх. Для него слово «мир» было, как минимум, ругательством.