Битва - [136]

— Не могу вспомнить. Не помню. В голове пустота. Она прислоняется ко мне и закрывает глаза.

На моих часах 6.37, а Торжище не откроется до 10.00. У меня куча времени подумать, пока я лежу на ковре, от которого воняет пролитой содовой, проверяю каждые несколько минут пульс Сук Хи и гадаю, что бы я сделала, если бы… если… ну, вы понимаете. Язык не поворачивается сказать это вслух.

Я просто жду, когда мир проснется.

Мир. Предполагалось, что он большой, а на самом деле он очень маленький. Его никогда не найдешь «где-то там», он всегда прямо перед тобой, здесь и сейчас. Темно-багровый ковер «Винни» с истертыми полосами от тысячи ребячьих кроссовок, следы девчонок и мальчишек, стоявших у игровых автоматов и самозабвенно молотивших по кнопкам. Прозрачное свечение автоматов для игры в пинбол. Не важно, сколько раз вы видели в кино, как реальность искривляется под влиянием какого-нибудь психокинетического ребенка, или герои чьих-то ночных кошмаров спокойно разгуливают по улицам реального города, или главный герой вызывает парадокс времени и все сходят с ума. В этих фильмах всегда существует точное решение. Всегда найдется парочка мудрых товарищей, которые появляются в самый трудный момент, все разжуют и подадут на тарелочке с голубой каемочкой, надоумят, помогут герою все исправить.

Что ж, я скажу вам только одно — когда реальность прет прямо на вас, все совершенно иначе. Словно собираешь гриль для приготовления барбекю, а инструкции по эксплуатации нет. Попробуй-ка собрать правильно!

Вы, верно, заметили, что я восстановила свою страсть к философствованию, когда поблизости больше не ошивается КрайЗглу и не пытается запихнуть пушку как можно глубже мне в ноздри. Поразительно, насколько улучшается качество мышления, когда остаешься в одиночестве и не трясешься от страха перед каким-нибудь маньяком. Конечно, вряд ли КрайЗглу можно назвать маньяком, просто она оказалась слишком реальной, чтобы вписаться в мою схему мира, и мне стало гораздо веселее без этого ее гранжа, потому что теоретизировать легче, когда правда отсутствует. Хотя голова у меня все еще побаливает, после того как она меня вырубила пистолетом.

Я воображаю: существует причина всему этому. Не знаю, какая именно, но придется поверить, что она существует, иначе зачем вообще просыпаться каждое утро? Зачем снова и снова выбирать сознание?

Как я себя чувствую сегодня? Все приобрело резкие очертания, и от всего веет новой жизнью. Все источает смысл. Знаю, скоро я об этом забуду или умру. Это общеизвестный факт. Шестнадцать лет бывает только раз. Я прочла все книжки по этому феномену, так что я готова. Ты или адаптируешься, или взрываешься. Говоришь «ха-ха!» и взрослеешь. Странно знать, что с тобой это тоже произойдет, знать, что иронически поднятые брови и сдавленные смешки, которыми вы обмениваетесь с друзьями, сидя на Камчатке на занятиях по химии, всего лишь предложение ограниченного срока действия. Они со временем станут недействительны, как старые проездные билеты, как бикини в декабре. Такого рода осведомленность канет в Лету. В любом случае у меня такое чувство, словно я умираю. Сгораю, возвращаясь в плотные слои собственной атмосферы.

Впрочем, с какой стати я должна продавать душу?

Почему должна корчить из себя гостеприимную хозяйку перед культурой, которая жаждет прочитать меня до последней страницы, переварить и выплюнуть?

Разве это не та планета, где свободная воля не просто игра из семнадцати туров, как «бутылочка»?

Что ж. Молчание. Недовольное молчание или, лучше сказать, молчание разгневанное. КрайЗглу не выходила у меня из головы. Рядом с мамочкой, причитающей по поводу опущенных артиклей и переставленного герундия, прочно обосновалась КрайЗглу, выводящая наподобие греческого хора:

— В тебе так много всякого дерьма, что пора открывать собственный «Кей-Март».

К 7.30 стали подтягиваться уборщики, затем служащие, у которых рабочий день начинался в 9.30. Торжище открывается 10.00. Я жду до 10.47, потому что в общей толкучке проще скрыть наши передвижения. Я поднимаю Сук ХИ — выглядит она хуже некуда — мы выходим через заднюю дверь «Винни» и ныряем в соседнюю дверь, ведущую на кухню «Сбарроу», затем перебираемся в зал «Сбарроу», когда отворачивается парень, делающий пиццу.

— Слушай, можно мне кока-колы? — говорит Сук Хи, поэтому я покупаю ей баночку, после чего мы выходим в Торжище. Кровь больше не течет у нее из головы, но я надеюсь, что никто не станет присматриваться.

В Нью-Джерси выдался ясный и солнечный день. Сук Хи начисто забыла свой план побега. Славное утро, девочки и мальчики!

Геометрия — гиблая штука, впрочем, как и чистота, а Торжище можно обвинить в наличии и той и другой. Предполагается, что все эти арки и повороты наполнят вас чувством безопасности и оптимизмом. Цель использования белого и серых цветов так очевидна, что не стоит даже комментировать. Во всем слишком много сурового великолепия. Торжище — «Тараканий мотель», ловушка для тараканов, только вот вместо тараканов люди, — оно всасывает нас и выплевывает наружу с безжалостной регулярностью, а мы от этого в восторге. Видимый яд в форме аккуратных штабелей одежды. Роли, в которые нам надо себя впихнуть. Но все равно, сколько ни примеряй к себе чужую одежку, наша жизнь никогда не станет такой, как в рекламе.